Но и облегчать жизнь Рори она тоже не собиралась. Пусть помучается, думая, что она голодает. «Он едва ли из-за этого страдает. Ведь ему все равно», — напомнил внутренний голос, и она вынуждена была с ним согласиться. Рори же сам сказал, что она, Эйли, ему безразлична.
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — сказал Йен. — Я спросил, почему ты это сделала?
Она уставилась на воду в кружке. Потом вдруг спросила:
— Ты ведь прокипятил ее, да?
Йен вздохнул:
— Да, да, прокипятил. Эйли, скажи, это из-за того, что мой брат женится на Мойре, да? Фергус и миссис Мак думают, что из-за этого.
Эйли кивнула и, с трудом сдерживая слезы, прошептала:
— Наверное, они никогда не смогут простить меня.
Йен сжал ее руку.
— Нам всем было очень больно и обидно. Мы думали, ты хоть немножко полюбила нас за то время, что жила в Данвегане.
Эйли сделала глоток воды и поставила кружку на поднос. Разгладив ладонью подол платья, украдкой взглянула на Йена. Только бы он не заметил белую пыль, покрывавшую темный шелк.
К счастью, Йен ничего не заметил. А вот если бы на его месте был Рори, ей бы так не повезло.
— Но я действительно полюбила всех вас, и все вы стали мне очень дороги. Мне нелегко далось это решение, и я очень сожалею, что разочаровала вас. Поверь, мне очень, очень…
— Я не виню тебя, Эйли, и благодарю за то, что ты не сказала брату правду. Жаль только, что это стоило тебе так дорого. Но не волнуйся. Мыс Фергусом найдем способ убедить Рори в том, что ты не шпионка. — Йен грустно улыбнулся. — Та сказка, которую ты рассказала Коннору, может пригодиться, если нам удастся внушить моему брату, что ты хотела уберечь флаг от Мойры.
Эйли невольно застонала.
— Что Рори сделал с Коннором?
— Ничего. Парень чувствовал себя виноватым и пришел к Фергусу, чтобы рассказать о вашем с ним разговоре. Сейчас он винит себя за то, что тебя держат в башне.
— Йен, ты должен сказать ему, чтобы не переживал из-за меня. Если бы он ничего мне не рассказал, я бы нашла кого-нибудь другого.
Снова вздохнув, Йен похлопал ее по колену.
— Что ж, я, наверное, пойду. Рори в последние дни в таком настроении, что его лучше не злить лишний раз. Если я задержусь у тебя, он ужасно разозлится.
— Похоже, они с Мойрой — прекрасная пара, — заметила Эйли, криво усмехнувшись.
Йен загадочно улыбнулся и проговорил:
— Знаешь, а Маклейнов здесь больше нет. Подписание договора было отложено.
Эйли почувствовала, как в сердце ее вспыхнула надежда, но тут же погасила это чувство. Все равно у них с Рори ничего не выйдет. Тем более теперь, после всего произошедшего.
— Спасибо, что пришел, Йен. Скажи, не мог бы ты прислать мне несколько простыней? Так мне было бы уютнее.
Он кивнул и поднялся на ноги.
— Да, конечно, пришлю. О Господи, Эйли, что же я сделал с тобой? Мне надо просто сказать ему правду. Тогда тебя, наверное, не будут держать здесь взаперти.
Она тоже встала и похлопала его по плечу.
— Все устроится, Йен. Вот увидишь.
Он нахмурился и внимательно посмотрел на нее.
— Ты ведь ничего не задумала, Эйли?
— Разумеется, нет. — Она потупилась; ей было ужасно трудно лгать ему. — Видишь ли, Йен, я надеюсь на вас с Фергусом.
Конечно, им не удастся заставить Рори образумиться. А она, Эйли, не собирается сидеть взаперти всю жизнь! И рассчитывать она может только на себя — этот урок она усвоила с детства, и не следует его забывать.
— Вот и хорошо, Эйли. Мыс Фергусом не подведем тебя. А простыни тебе принесет Мари, — добавил Йен, уже выходя за дверь.
Ранним утром, на четвертый день своего заточения, Эйли осторожно вытащила последний железный прут. Скоро обитатели замка должны были проснуться, так что времени у нее было в обрез — приходилось спешить, как бы сильно она ни устала.
Взяв со стула веревку, которую соорудила из простыней, Эйли присела и крепко привязала один ее конец к кровати. Затем осторожно, стараясь не шуметь, подтащила кровать к окну и замерла на несколько секунд. За дверью по-прежнему похрапывали стражники — значит, ничего не услышали.
Перебросив конец веревки через оконный выступ, Эйли забралась на кровать и постояла немного, собираясь с духом. Затем перенесла через выступ сначала одну ногу, потом — вторую. После чего, ухватившись за веревку и стиснув зубы, начала осторожно спускаться по серой каменной стене. Время от времени останавливалась, чтобы перевести дух. Несмотря на утреннюю прохладу, она вспотела и весь лоб ее покрылся испариной.
В какой-то момент она почувствовала, что добралась до узла — это означало, что веревка скоро закончится. Снова остановившись, Эйли на мгновение закрыла глаза, потом посмотрела вниз, на зиявшую под ней пропасть. Ей предстояло преодолеть эту пропасть и приземлиться на покатую крышу домика стражников, пустовавшего в это время; все эти дни она наблюдала за стражниками и знала, когда они сменяют друг друга и когда заходят в домик, чтобы прилечь и отдохнуть.