«…и вольностью жалую»

Утром 8 ноября, выйдя из Юзеевки, Кар обнаружил, что окружен: Зарубин и Овчинников наступали на него с двух противоположных сторон. Кар попытался прорваться к полуторатысячному отряду башкир, который под командой князя Уракова был прислан ему в помощь и стоял недалеко от Юзеевки. Однако Зарубин с Овчинниковым и тут опередили генерала — успели уговорить башкир перейти на их сторону. Молодой джигит Салават выступил против правительственных войск. Князь Ураков с двумя старшинами бежал.

Кар отступил. Его преследовали. Перевозя пушки с одной горы на другую, повстанцы непрерывно били метким огнем по рядам бегущих врагов. Десять часов продолжалось это преследование! 17 верст бежал Кар от народного войска, забыв о том, как он опасался, не побегут ли от него они…

Из рапорта генерал-майора Кара графу З. Г. Чернышеву:

«Сии злодеи, как ветер по степи рассеиваются, а артиллерией своею чрезвычайно вредят… И стреляют не так, как бы от мужиков ожидать должно».

Емельян встретил победителей в Берде очень довольный.

— Ну, гуторьте, детушки, что сладили.

Овчинников расписал, как прогнали генерала Кара.

— А для чего ж вы его упустили? — спросил Пугачев.

— Да картузов-зарядов у нас не хватило, — ответил Овчинников.

Зарубин-Чика засмеялся, сверкнув цыганистыми глазами:

— Все одно прижгли ему пятки.

Емельян махнул рукой:

— Ладно, пущай тикает теперича до самого Санкт-Петербурга.

Зарубин добавил:

— Башкирские джигиты премного в том подмогли. Особливо Салават.

— Кто такой? — спросил Пугачев у Арсланова.

Тот объяснил, что Салават Юлаев, старшины Сибирской дороги сын, молодой еще, двадцать лет всего, но у всех башкирцев в большом почете. Когда его отец уходил в польский поход, Салават вместо него старшиной оставался и справился — умный, грамоте знает.

Пугачев велел позвать Салавата. Маленький ростом, крепкий, черноволосый, с бойкими черными глазами и речью бойкой понравился он Емельяну. На левой щеке — рубец, видать, храбрый джигит! Поблагодарил его Емельян за выручку хорошую и пожаловал высоким чином — сделал походным полковником. Ежели у башкирцев Салават в двадцать лет старшиной смог быть, то и у него в полковниках выдюжит.

— Будешь при Кинзе служить!

Кинзя сказал:

— Пойдет опять в Башкирию людей собирать.

— Люди нам завсегда нужны, — подтвердил Пугачев.

Зарубин-Чика снова напомнил:

— Афанасий Соколов изрядно работных привел.

Позвали и Хлопушу. Он рассказал, как исполнил порученное. Указом к работным людям Авзяно-Петровского завода «император Петр III» запрашивал две мортиры с бомбами. Заводские, выслушав этот указ, закричали: «Рады государю служить!» — и тут же согласились лить ядра. А пятьсот человек, связав своих приказчиков, последовали за Хлопушей в пугачевский стан. И привез Хлопуша не две пушки, как наказано, а шесть. И к ним — шесть пудов ядер. Да еще много казны: серебряной посуды несколько пудов и денег семь тысяч, из коих две тысячи раздал на месте впавшим в крайнюю нужду приписным крестьянам.

— Молодец, братушка, — похвалил Пугачев, — все сделал отменно, проворный ты человек, жалую и тебя за то чином — будешь над всеми работными людьми полковником!

— Какой из меня полковник?

— Служи! — утвердил Пугачев. — Вот ежели украдешь что — за алтын удавлю. А так — служи!

Потом он вспомнил о взятых в плен офицерах.

Казаки его по-прежнему на дворян-пленных злобились. И того сержанта, которого Емельян в самом начале от расправы спас, все же прикончили: утопили в реке при взятии одной из крепостей. Кто учинил это, теперь не узнаешь. Дмитрий Лысов об утопленном докладывал с ухмылочкой: пошел-де сержантик к своей матушке вниз по Яику. «Да и пущай его идет, — добавил он, — зачем нам волков-то приголубливать!» Может, Митька и сотворил погибель сержанту? Да еще в пику Емельяну: вроде ты хоша и государь, а делаем по-нашему!..

Конечно, Емельян волков не приголубливает, а смотрит: какая есть от человека польза. В обученных людях большая нехватка. Потому и взял теперь Пугачев за правило: всякого пленного дворянина самолично выспрашивать и определять.

Привели и сейчас к нему офицеров. Один из них, гренадерский поручик Шванович, сказал, что разумеет читать и писать по-французски. Емельян оживился: толмач-многоязычник!

— Добре! Есаулом будешь. Пиши немедля Рейндопке манифест.

Так, радуясь победе над Каром, Пугачев занимался делами: определял по местам новых людей. Но тут прискакал в Берду юнец с Чернореченской крепости и крикнул, что из-под Татищевой движется еще одно правительственное войско — пробивается в Оренбург: это идет на соединение с Каром полковник Чернышев. Только припоздал малость незадачливый полковник — появился вблизи, когда Кара давно след простыл.