«…и вольностью жалую»

Теперь ему предстояло воевать с народом в самой России. Ведь события, которые развертывались внутри страны, показывали, что выступление Пугачева далеко не «глупый фарс». Оренбургская смута выходила за рамки обычной «казацкой истории».

Из рапорта командующего войсками на Сибирской линии генерала Де-Колонга — А. И. Бибикову 14 декабря 1773 года:

«Башкирский народ в Оренбургской губернии обитающий, весь генерально… взбунтовался. Разъезжая большими партиями, не только по линии состоящие редуты выжигают… на крепости набеги делают, но уже и внутри Исетской провинции несколько жительств выжгли и немалое число людей побили…»

Из записок А. И. Бибикова во время пребывания в Москве на пути в Казань 13 декабря 1773 года:

«…Нашел обширную сию столицу в страхе и унынии. Холопи и фабричные и вся многочисленная чернь московская, шатаясь по улицам, явно оказывала буйственное свое расположение и приверженность к самозванцу, который, по словам их, несет им желаемую ими свободу».

Из донесения английского посла Ричарда Оакса в Лондон:

«Все касающееся до возмущения Оренбургского края по возможности еще сохраняется в тайне, но известно, что вести, получаемые оттуда, все более и более неблагоприятны».

Из письма Екатерины московскому генерал-губернатору князю М. Н. Волконскому:

«В несчастии сем можно почесть за счастие, что они, канальи, привязались два месяца целых к Оренбургу, а не далее куда пошли».

ГЛАВА 6 «ПОЙТИ БЫ КУДА ДАЛЕЕ!»

Победа над Каром, пленение Чернышева, удачный отпор оренбургским оборонителям убедили Емельяна: армия его окрепла.

Но особую твердость духа придавало ему то, что повсюду с превеликой радостью пополнял его войско простой люд.

Не случайно на Авзяно-Петровском заводе Хлопуша легко собрал полутысячную команду: во многих заводских местах работные люди сами, без подсказки схватывали приказчиков. И по-прежнему огромными толпами продолжали стекаться в Берду нерусские народности. А в деревнях поднимались крестьяне. В Пополутовой даже казнили помещицу. Имущество ее поделили меж собой, трех же малолетних девчонок отдали на прокорм миру с тем, чтоб впоследок и замуж их выдать за крестьян. А от крепостных помещика Карамзина явилась депутация.

— Зачем прибыли, братушки? — спросил Емельян.

— Была у нас в Михайловке ваша казачья команда, надежа-государь, — ответил один из посланцев. — Уж очень чудно казаки-то вещали: на помещиков, дескать, не работайте, податей не платите. Вот старики и сомневаются: подлинно ли так?

— Подлинно! — подтвердил Емельян. И тут же приказал сочинить для михайловцев указ, чтоб не сомневались: «Крестьяне, помещиков своих не слушайте, ибо дается вам воля!»

А когда уехали михайловцы, надумал он выпустить указ разъяснительный для всех «верноподданных Российской империи». До сих пор возвещал то казакам, то башкирцам или другим народностям и работным людям — всякого звания жителям по отдельности, — а теперь решил завлечь всех разом. Дабы узнали крестьяне про волю и не сомневались вроде михайловцев, а всюду помещиков да вотчинников, как сущих преступников закона и общего покоя, злодеев и противников, лишали жизни. Дома же и все их имение брали себе в награждение.

Из указа Емельяна Пугачева от 1 декабря 1773 года ко всем верноподданным Российской империи:

«Помещиков имение и богатство, так же яство и питие было крестьянское кошта, тогда было им веселие, а вам отягощение и разорение. А ныне ж я для вас всех един из потерянных объявился… А кто же сей мой милостивый указ получив в свои руки, тот бы тот же час как из городу в город, из жительства в жительство пересылал и об одном моем чинимом ко всему роду человеческому милосердии объяснял».

Полетел этот манифест по России, и еще дальше разнеслась о Пугачеве слава добрая, наречье хорошее.