И вот настало Рождество

Я хватаю ртом воздух, когда в моем воображении всплывает лицо Майкла, словно меня подстрелили.

– Я кричала. Звала его. Достала телефон, но руки так тряслись, что я едва могла его удержать. Но экстренный вызов нажать получилось. Я плохо помню. Все как в тумане. Как в кошмаре.

Я пытаюсь не расплакаться перед Чарли, но звуки в моей голове набирают обороты, как старый двигатель, который неожиданно завелся.

Я вспоминаю песню, которую поставил Майкл, запах сигарет, которым пропахла машина, тень от закатного солнца на его лице, как он стиснул мою ладонь и, задумавшись, посмотрел вниз, на наши переплетенные пальцы. Визг тормозов, столкновение, дым, тишину.

Чарли ждет. Не спешит, не бросает первое, что приходит в голову, лишь бы не молчать. Он просто сидит и держит меня за руку, пока я всхлипываю, как ребенок.

Я утираю слезы тыльной стороной ладони. Чарли передает мне чистую салфетку.

– Думаю, ты невероятно сильная, раз можешь в одиночку нести такую ношу, – говорит он и уверенно смотрит на меня. – Поэтому так полезно разговаривать. Иногда слово «сильный» используют потому, что у нас нет другого входа, кроме как продолжать жить. Мы продолжаем жить, уязвимые, но храбрые. Даже храбрейшим из нас нужна помощь, и это нормально.

Я отталкиваю от себя тарелку и прячу лицо в ладонях.

– Роуз, посмотри на меня.

Но я не могу.

Меня бросает в жар, от одной мысли о еде к горлу подкатывает тошнота. Я принимаюсь гонять еду, которую готовила с такой тщательностью, туда-сюда по тарелке, и впервые с приезда в коттедж меня захлестывают паника и клаустрофобия, не давая дышать.

– Я… я отвлекла его, Чарли, – признаюсь я, и эти слова словно режут мне душу. – Взяла его за руку, когда он был за рулем. Ну разве так можно? Почему я это сделала? Он отвел взгляд от дороги и улыбнулся, а потом…

Чарли встает и, обойдя стол, оказывается рядом со мной.

– Роуз, ты ни в чем не виновата, – тихо шепчет он, и на этот раз я смотрю ему в глаза. – Надеюсь, ты и так это знаешь, но, если поможет, я тебе напомню: ты не виновата. Ты через многое прошла, и я очень сочувствую твоей потере, но с тобой все будет хорошо. Правда.

– Но…

Я выглядываю из кухонного окна в синее ночное небо, непривычно яркое для этих краев. Это снежинки отражают свет луны. Я думаю о маяке, он стоит, такой высокий и сильный, и каждый день его омывают волны, несущие разрушение и хаос.

Я знаю, что Чарли прав. Всегда знала, но как хорошо услышать это от кого-то еще.

– Ты не виновата, – говорит он очень уверенно, но мягко.

– Думаю, мой отец винит в случившемся меня. Я выпила шампанского перед тем, как мы вышли из дома, и он думает, что в машине я дурачилась, отвлекала его от дороги.

Чарли прикрывает глаза.

– Твой папа так и сказал?

Я качаю головой.

– Он никогда не говорил такого?

Я снова качаю головой.

– Роуз, ты могла приписать ему чувства, которых на самом деле не существует. Тебе надо узнать, правда ли твой отец так считает или это только твои домыслы. Понимаешь?

Я смотрю Чарли в глаза и медленно киваю. Почему-то в его словах больше смысла, чем в чем-либо еще.

– Я знаю, что в это трудно поверить, но мы можем контролировать свои мысли. Можем выбирать, как говорить с самими собой. Мысли – это всего лишь мысли. Когда понимаешь, как ими управлять, они больше не могут управлять тобой. Тебе надо поговорить с папой, потому что его мнение может сильно отличаться от того, что ты ему приписала.

– Да, – бормочу я. – Да, понимаю. Спасибо. Прости, что испортила наш первый совместный ужин.

– Не испортила, – улыбается он. – А теперь давай подышим и доедим твой кулинарный шедевр. А потом посмотрим по телику что-нибудь дурацкое. Или еще поговорим, если хочешь.

– Что-нибудь дурацкое по телику мне подходит.

– Спасибо тебе за смелость и открытость, – отвечает он. – Сегодняшний день был идеальным.

– Да, так и есть.

– И сейчас, – продолжает он, – ты кажешься мне еще прекрасней, чем раньше, Роуз Куинн. А планка была довольно высокой, уж поверь.

2 дня до рождества

Глава двадцать восьмая Чарли

Мы с Роуз проводим утро у заснеженной горы Гленвей с Максом и Джорджем, наслаждаясь видами и рассказывая друг другу истории из жизни.

Мы делаем селфи, пьем чай из фляжки, а потом заканчиваем день сытным ужином в деревеньке Керрикил, где подают устрицы с хрустящим хлебом и «Гиннесс», устроившись за уютным столиком на двоих. Еще мы много говорим. Роуз делится подробностями той ночи, когда погиб Майкл, и ее последствиями – как она сбежала в Дублин, город такой пестрый, что ей почти удалось скрыться от реальности и почувствовать себя невидимкой.

– Мы все горюем по-разному, – напоминаю ей я. – Тогда тебе нужно было поступить именно так.

Я говорю о Ребекке, и как бы я ни пытался это игнорировать, боль от наступающего Рождества становится почти невыносимой. Нужно поговорить с Клод и оспорить ее идиотское правило о звонках раз в неделю, чтобы чаще общаться с дочерью.