И вот настало Рождество

С собой мы берем бутылку красного вина, два бокала, чипсы, разные соусы и такое количество шоколада, что его хватило бы на целую семью. Роуз перебирает фильмы на «Нетфликсе», которые мы могли бы посмотреть, если из-за толстого слоя снега, укутавшего дом, снова не будет перебоев связи.

Я сижу на одном диванчике, Роуз – на другом, и когда опускается темнота, мы решаем распахнуть шторы, чтобы видеть снегопад. Невероятно празднично, такого нарочно не придумаешь.

– Дома я никогда так не провожу время, – говорю я Роуз. Мы, конечно, фильм толком и не смотрим, но я так и предполагал.

– И я, – отвечает она. – Я возглавляю бизнес, ну, мы с партнером, так что очень сложно просто раствориться в моменте и не придумывать новые идеи для маркетинговых кампаний.

– Вот на что ты тратишь свою креативность, – киваю я. Теперь все становится понятно. – Так ты босс?

– Исполнительный директор. Один из лидеров замечательной команды, – говорит она, и я пожимаю плечами. Раз она так считает… пожалуй, подход к делу свежий.

– А ты? Чем занимаешься, когда не становишься причиной овербукинга и не очаровываешь местных дам до дрожи в коленках?

Ее подколки напоминают мне о Бежевом Билли, но о нем позже.

– Я психотерапевт, – отвечаю я.

– Психотерапевт, который предложил не разговаривать?!

Она имеет полное право шутить. Щеки загораются, и я не могу не закатить глаза.

– Ага. Я тот человек, который может помочь всем вокруг, но с собственной жизнью совладать не в состоянии, – говорю я, признаваясь наконец в том, что все эти слова ко мне применимы. – Я выслушиваю других людей, помогаю решить их проблемы, показываю им пути, о которых они даже не помышляли, но сам себя загнал в темный угол и понятия не имел, как найти выход. Поэтому и оказался здесь.

Роуз чуть меняет позу, внимательно меня слушая.

– У тебя есть ребенок? – спрашивает она. – В тот день, когда ты сильно расстроился, я догадалась, что это из-за ребенка, о котором ты переживаешь.

– Да, у меня есть дочь, Ребекка. Ей всего семь. Она переехала на Тенерифе с мамой и отчимом, и, если честно, для меня это стало огромным ударом. Меня ждало невыносимо одинокое Рождество, и друг предложил приехать сюда.

– Мне ужасно жаль, Чарли, – Роуз приподнимается: до этого она лежала, укутавшись флисовыми пледами. – Это многое объясняет. У меня сердце разрывается.

– Я никогда не думал, что может произойти нечто подобное, но жизнь есть жизнь, да? Никогда не знаешь, что поджидает тебя за следующим поворотом.

Мы сидим в тишине, обдумывая те откровения, которыми поделились друг с другом. В этом темном коконе, отгороженном от внешнего мира, кажется, проще быть с Роуз открытым и честным. Будто это состояние уединенности, замкнутости подсветило глубинные эмоции, которые мы так долго скрывали.

– Я знаю, что для тебя это чувствительная тема, потому что все произошло так недавно, – говорит она, немного подумав. – Но мне кажется, ты прекрасный отец. Вы придумаете, как справиться с этой ситуацией. Понимаю, что сейчас она разбивает тебе сердце, Чарли, но написать новые правила жизни непросто, на это нужно время.

– Я не всегда был хорошим парнем, – признаюсь я Роуз, глядя в потолок, и когда я произношу это вслух, с моих плеч словно падает камень.

– Мы не можем все время быть хорошими. Никто из нас.

– Правда, но я принимал то, что у меня было, как должное, – отвечаю я. – Не был рядом тогда, когда это было необходимо. Так что все случившееся – моя вина. Я ставил других людей выше своей семьи. Поддерживал и утешал их. В моих приоритетах было все: работа, социализация, выпивка, спорт, – все, кроме Клод и ребенка. И однажды она сказала мне, что уходит. Ее новый муж Роб очень богат, он увез ее и Ребекку всего через пару месяцев после свадьбы.

– Ого.

– Так что я принялся вести себя, как жертва. Пил, чтобы забыться, наказывал себя, хотя считал, что отлично со всем справляюсь. Что на моем месте любой поступил бы так же, – объясняю я. – Но в какой-то момент я вдруг понял: Клод годами умоляла меня измениться, просто я не слушал. Сложно признать, что ты был неправ, но еще сложнее простить себя. Но я, кажется, близок к этому, как и ты. Просто ужасно скучаю по дочери. От этого чувства мне никуда не деться.

– Ох, Чарли. Все мы совершаем ошибки, – напоминает она. – Мы просто запутавшиеся, эгоистичные, ненормальные люди, которые не всегда поступают правильно. Мы теряем ориентиры, забываем о важном, так увлекаемся праздностью, что упускаем то, что есть у нас под носом.

Я глубоко вздыхаю. Черты Роуз так ярко подсвечивает огонь в камине.

– Побыв здесь, я понял, что все еще могу стать тем человеком, которым хочу быть, – говорю я, только сейчас осознавая правдивость этих слов. – Понял, что могу научиться, могу начать сначала. Надеюсь, ты тоже сможешь найти в себе силы перевернуть страницу, если захочешь.

Она вжимается в спинку дивана. Душой мы ближе друг к другу, чем когда-либо, и я так хочу к ней прикоснуться.

– Именно этого я и хочу, Чарли, – шепчет она. – Больше, чем чего бы то ни было.

Глава двадцать седьмая Роуз