На самом деле Жермен упаковала багаж еще с утра, но Аурелия не стала разубеждать подругу. После разговора с ней во рту стоял горький привкус желчи. Мадлен неспешно двинулась в сторону дома, а Аурелия вышла на улицу Кастильоне и направилась к Тюильри. Ходьба помогала обдумать чудовищные речи подруги. И давно ли Мадлен так люто ненавидит евреев? Наверняка просто повторяет за отцом… Но неужели нечто подобное говорит почтенный судья, который не раз захаживал на вечера к Леандру, где непременно бывали Ариэль с мужем? Какая жуть!
Погрузившись в невеселые мысли, Аурелия нырнула в парк. Тротуары почти обезлюдели, однако по аллеям все же прогуливались парижане, решившие насладиться погожим деньком. Мальчишки с визгом и гиканьем носились вокруг, а их матери и няньки, снисходительно поглядывая на проказников, прогуливались вдоль статуй и фонтанов, чтобы согреться. Ариэль сидела на скамейке – в элегантном красном пальто с поясом и черной шляпке с большим бантом, лихо сдвинутой набок. Густые каштановые локоны рассыпались по плечам. Ее дочь Дина мирно спала в коляске под толстым одеяльцем.
– Куда подевалась твоя лучезарная улыбка? – поинтересовалась Ариэль, расцеловав Аурелию. – Я-то думала, ты обрадуешься встрече.
Девушка смущенно прикусила губу. Не хотелось тревожить подругу, посвящая ее в причины своего уныния.
– Что ты, я безумно рада с тобой пересечься! – заверила она. – Просто эта бесконечная зима, эта непонятная война… Порой так тяжело на душе!
Ариэль печально кивнула.
– Да уж, времена нынче нелегкие. К счастью, есть и хорошие новости. Нам удалось вывезти отца из Польши как раз перед тем, как немцы начали облавы в Варшаве. Теперь он в безопасности, в Швейцарии.
– Слава Богу. Представляю, каково ему было все бросить и бежать.
– Лучше так, чем попасть в лапы нацистов. Дорогая, это же немыслимо – что они творят с евреями!
Аурелия сглотнула. Страшно было даже думать о подробностях, но жажда узнать правду пересилила.
– Например?
– Отец видел, как солдаты до смерти забили старика за то, что он не желал уступать им квартиру. Измывались над ним до последнего вздоха, а когда умер – расхохотались. И все лишь потому, что он еврей.
– Какой кошмар! Неужели никто не может их остановить?
В политике Аурелия мало смыслила, но одно знала точно: поддерживать Гитлера – все равно что рукоплескать злу. Рано или поздно Мадлен тоже это осознает.
– Сама постоянно об этом думаю, – призналась Ариэль. – Как в наши дни возможно такое варварство? Почему никто не разделается с этим проклятым Гитлером? Не знаю, что и сказать… Да что я о грустном – тебе хоть нравится в Берри?
Умолчав про Антуана, Аурелия сказала, что освоилась в тех краях куда быстрее, чем ожидала, хотя развлечений явно маловато.
– Ну надо же! – всплеснула руками Ариэль. – Хорошо, что я не вышла замуж за твоего отца – со скуки бы умерла!
– По-моему, это было бы чудесно, – возразила Аурелия. – Стала бы мне как мама. Почему вы с папой даже не думали…
Ариэль, посмеиваясь, оборвала ее на полуслове:
– Мы с твоим отцом всего лишь хорошие друзья, вот почему. Правда, поначалу я надеялась, что… А, да что теперь! Единственной его любовью была Зели, твоя мама. Что ж, и прекрасно – иначе я бы не встретила Жакоба и не родила мою чудесную Дину, – подытожила она, вынимая из коляски малышку, которая как раз проснулась.
Аурелия смотрела на них, тронутая до глубины души. Они были так безмятежно счастливы, что девушка невольно взмолилась: хоть бы безумие нацистов не разрушило эту идиллию.
– Ты будто не в духе, Аурелия, – заметил отец несколько часов спустя, налегая на налима. – Совсем ничего не ешь.
Они ужинали в «Полидоре», до отказа забитом посетителями. Пусть Леандр и разъезжал на «Бугатти» и носил костюмы от лучших портных, душой он тянулся к простым радостям вроде этого непритязательного кабачка. И уж точно предпочитал его шикарным заведениям, таким как «Максим», где частенько бывали его собратья по цеху. Сегодня, за неимением мяса, они заказали копченого лосося и налима с шалотом в белом вине. Ароматное блюдо не помогало Аурелии забыть мерзкие речи подруги.
– Я встречалась с Мадлен, – призналась она, ковыряя вилкой рыбу. – Она очень… изменилась.
– Вы поссорились? Мне казалось, прогулка на лодке прошла мирно.
Аурелия с удовольствием пригубила бархатистое вино и отставила бокал.
– Да нет, не в этом дело. После лодки мы зашли перекусить в «Ритц», и я увидела ее с такой стороны, которая мне совсем не нравится. Ее отец поддерживает Гитлера – и она туда же.
Она вкратце пересказала отцу жуткие речи, которые произносила Мадлен, поедая печенье. Леандр нахмурился – скорее встревоженно, чем удивленно.
– Да-да, я тоже слышал, что он антисемит, – негромко подтвердил он. – Кажется, его бывший партнер присвоил крупную сумму и скрылся. Так вышло, что этот прохиндей оказался евреем.
Позабыв о манерах, Аурелия откинулась на спинку диванчика и скрестила руки на груди.
– Но это же не оправдание!