И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Феномен добровольчества на тот момент перестал быть сугубо частным, поскольку тогда, в разгар перестройки, одно за другим появлялись волонтерские объединения. Уже после крушения Советского Союза многие историки и социологи, вдохновляясь работами Алексиса де Токвиля, усматривали корни гражданского общества в деятельности добровольцев и волонтерских ассоциаций [Putnam 2000]. В этой версии гражданского общества, возникшей в начале XIX века, волонтерские объединения выступают наилучшей гарантией сохранения демократического правления и предотвращения посягательств современного государства на деятельность граждан, активно стремящихся решать социальные и политические проблемы самостоятельно. Ввиду деятельных попыток оспорить проводимую Москвой политику организации вроде «Мемориала» или «Экологии и мира» стали символом подобных настроений. «Мемориал» бросал откровенный вызов советской идеологии и истории, в результате чего он оказался в гораздо более глубокой оппозиции, чем «Экология и мир», чьи взгляды разделяла довольно весомая часть государственных организаций.

Еще одной волонтерской организацией, искавшей сотрудничества с государством, являлся «Союз “Чернобыль”». Согласно уставу это была «добровольная… общественная организация, призванная защищать права граждан, принимавших участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС»[574]. Спустя три года после взрыва четвертого энергоблока появилось специальное объединение для отстаивания интересов ликвидаторов, лишенных адекватной поддержки со стороны государства. Но тут примечательна и сама позиция организации, согласно которой те, кто был «добровольцем» в Чернобыле, могли добровольно же стать ее членами. Таким образом, охватывались оба уровня доброй воли: тот нередко, но не всегда принудительный, который поддерживался партией, но также и менее принудительный, возникший в заданных перестройкой границах[575] и воплощенный в этих добровольных объединениях нового типа.

К 1989 году политическая атмосфера несколько разрядилась, и все же добиться официального признания волонтерской организации было по-прежнему трудно. Порыв к образованию подобных организаций был столь силен, что партия пыталась хоть как-то притушить его, замедляя регистрацию устава – совершенно в духе тактики царской России. «Союз “Чернобыль”» провел свое первое собрание в мае 1989 года, однако в декабре все еще жаловался, что Киев не утверждает его уставные документы[576]. Подобные проволочки лишали членов «Союза» возможности получить медицинскую и социальную помощь. В той же ситуации оказался и «Союз рабочих Чернобыля», чей устав был утвержден только в мае 1990 года[577]. Целями этой организации являлись вовсе не забастовки или «иные политические акции», дестабилизирующие общество[578]. Так, когда шахтеры в феврале 1990 года объявили голодовку, член «Союза» А. Тышкевич, подчеркивая солидарность с их бедственным положением, призывал направить свою энергию в более продуктивное русло[579]. Как и устав «Союза “Чернобыль”», устав «Союза рабочих Чернобыля» предполагал тесную связь с государством, на которое по-прежнему возлагалась ответственность как за все происходящее в целом, так и за поиск решения в сложившейся ситуации; в контексте теорий гражданского общества уставы этих организаций подразумевали наличие сильного и централизованного государства. Иногда они все же пытались оказывать на государство давление, сотрудничая с его местными представителями, как случалось, к примеру, когда чернобыльские «союзы» подавали коллективные жалобы в вышестоящие инстанции.