Режиссер стремился показать, что в атмосфере сталинского государства граждан исправно информировали о текущих событиях. Так, в одной из сцен в небольшом палаточном городке показана прибитая к дереву табличка, сообщающая: «Редколлегия, Туркменская газета». В результате толчков эта газета не имела возможности отпечатать тираж, но, как подсказывают кадры данной сцены, и в условиях временного палаточного городка редакторам удавалось вдохнуть жизнь в важный для общества источник информации. Далее показаны ашхабадцы, жадно расхватывающие листовки и тут же принимающиеся за чтение; камера наезжает на заголовок, гласящий: «Спокойствие и порядок»[419]
. Впрочем, пресса не только трубила об успехах, но и отражала всеобщее уныние – чего фильм позволить себе никак не мог. В первые дни после землетрясения «Туркменская искра» сохраняла оптимизм; но уже к весне 1949 года одна за другой в ней стали появляться статьи то о коррупции в среде архитекторов, то о проволочках в горсовете[420]. Конечно, критики московского руководства в газете не было, и тем не менее местная аудитория – те самые люди, в кадре увлеченно штудировавшие листовки, – получала свою версию событий, существенно отличавшуюся от той, что поставлялась зрителям фильма о происходящем в Ашхабаде, где бы таковые ни находились. Визуальные и текстуальные сюжеты во многом друг другу противоречили, приводя к существованию в общественном мнении по крайней мере двух «правд».Трудно сказать, кто и где смотрел этот фильм, ввиду отсутствия подобной статистики. Вместе с тем хроника землетрясения продолжала пополняться, добавляя к изначальному фильму все новые подробности и постепенно снижая драматичный пафос города, погруженного в руины. Восстановление Ашхабада вплеталось в общую канву больших советских строек, а само бедствие рассматривалось в контексте индустриальных и сельскохозяйственных достижений советского общества на пути к социализму. Так что уже в июле 1951 года киножурнал «Новости дня» поместил рассказ о землетрясении где-то между заметками о минском машиностроении, механизации сельского хозяйства и окончании учебного года. Так было, конечно, не всегда, но часто, и вместо подробностей о нанесенном землетрясением ущербе в новостях показывали пешеходов на залитых солнцем улицах и инженеров, разрабатывающих в лабораториях сейсмостойкие кирпичи[421]
. В фильме 1964 года под названием «По Советскому Союзу» после мельком показанной сцены разрушений следует подробный обзор системы сейсмической амортизации фундамента ашхабадской новостройки с пояснениями, каким именно образом здание сумеет выдержать новое землетрясение (подъемный кран на фоне укладывает рядом со зданием монолитный бетонный блок)[422]. Данными кинохрониками их многочисленные авторы культивировали официальную историю ашхабадского землетрясения даже тогда, когда сама память о нем уже истерлась из прочих средств информации.Советский режим строго дозировал информацию по ашхабадской катастрофе, вырезая неугодные кинокадры и скрывая неудобные подробности ее последствий. Эти фильмы небезынтересно сравнить со съемками землетрясения в Армении 1988 года, количество жертв которого также исчислялось десятками тысяч. В Армении операторы были повсюду и, нимало не стесняясь, снимали обезображенные трупы, перепачканных раненых, вытянутых из-под завалов, и даже бесцеремонно, крупным планом, наезжали на тела в гробах[423]
. После гробы грузили в багажники или прямо на крыши автомобилей[424]. Подобных деталей не было и в помине в случае Ашхабада, где операторы снимали потемкинские деревни в городских парках.Одной из сквозных тем этой книги является избирательность подхода к бедствиям и не вызывающее особого удивления подчеркнутое внимание к городским проблемам в сочетании с игнорированием сельских. Ведь зачастую землетрясение, случившееся в городе, оказывалось чревато куда большими политическими последствиями, чем, скажем, наводнение в деревне. То же было справедливо и для экранизаций бедствий. В 1950 году владивостокская киностудия сняла немой черно-белый фильм о катастрофическом наводнении в Приморье[425]
. Аэросъемки, характерные для подобных фильмов, демонстрировали замысловатые узоры рек, воды которых достигали крыш бревенчатых домов. Камера не снимала панорам с прибывающими на помощь самолетами на горизонте или выгрузкой всего необходимого после посадки; вместо этого зрителю показывали нескольких местных жителей, плывущих в лодке по улице, или подробную карту с указанием, где и насколько поднялся уровень воды. За исключением самого конца фильма с крупным планом рабочих, забивающих сваю, в кадре вообще отсутствуют какие-либо официальные лица: в фильме нет и намека на то, что государство каким-либо ощутимым образом повлияло на улучшение ситуации.