И закружилась снежная кутерьма

Я сидел у костра, закутанный в шкуры, и пил обжигающий чай из гигантской кружки. Я, вроде бы, согрелся, но холод (а, может, страх) еще оставался внутри. Эх, сюда бы водки или рому! Но женщины-рыбы, похоже не знали «огненной воды».

— Ну что, видел свою Ириной? — спросила старуха. Она тоже с удовольствием пила дымящийся чай.

— Видел, но не понял, что случилось. Почему мост рухнул? Почему глаза у Ирины неподвижные были?

— А! — с досадой сказала старуха, — то не Ириной, то внучки Анкы-келе были! Бездельницы девки! Только и знают, что путников топить! Рыбок кормят, понимаешь. Ириной первая тебя нашла, а ты не узнал ее. Эх, ты!

— Неужели… — телефон остался в кармане мокрых джинсов, и, пожалуй, замерзал теперь в середине ватно-ледяной глыбы. Вот не везет моим телефонам в последнее время! Но я и без снимка помнил доверчивые нежные глаза Бемби. Только не пришло мне в голову, что моя девушка может быть нерпой!

Она звала меня, она ласкалась ко мне, она спасала меня, а я — я, спасенный и обласканный, вскочил на оленя и даже не оглянулся! Наверное, все-таки где-то в глубине души я помнил ее! Вон как рванул за наживкой в виде фальшивой Ирки по мосту. И сейчас я больше всего хотел обнять милую толстую мягкую нерпу и просить у нее прощения! Но проклятый климат не позволял бежать к морю голышом!

— Дайте ему приличную одежду, доченьки, — распорядилась старуха, — дошло до него, наконец! Ох, эти мужики!

И вот меня обрядили во все меховое и кожаное, а кое-что было из рыбьей кожи и тюленьих (я надеюсь — не нерпичьих) кишок. Одежда была легкая, гибкая, широкая — двигаться в ней было одно удовольствие!

— Ябтане, — велела рослой девушке старуха, — сходи, дочка, пригляди за ним, а то его опять в море кто-нибудь утащит, пока он со своей Ириной милуется!

Я подумал, что эта Ябтане, наверное, превращается в очень крупную рыбу. Я теперь смотрел на местных женщин и первым делом представлял, какими рыбами они становятся.

Обледеневшая одежда Илюшиного бати застыла памятником неуклюжим попыткам человека противостоять природе. Приютивший меня народ жил со своей суровой природой в ладу, и, судя по всему, прекрасно жил! Я чувствовал себя в подаренном костюме, как в собственной шкуре!

Прибежал я на берег моря и стал звать Иришку. Откуда-то я знал, что моя девушка любит, когда ее зовут именно так. Значит, забудка не всесильна!

Не буду я рассказывать, как обнимал мою вновь обретенную Иришку, целовал доверчивые бархатные глазищи, как гладил узорчатую скользкую шкурку, как от избытка чувств пытался поднять на руках и покружить мою нерпочку — правда, она оказалась весьма увесистой и с веселым тявканием плюхнулась обратно в море. Пусть об этом своим соплеменницам рассказывает Ябтане, если захочет. Мы совсем забыли, что у нас есть свидетель.

Я подумывал, а не надеть ли мне прямо сейчас на Иришку второй пояс и не нажать ли кнопки? Но, во-первых, я сомневался, что перемещение в реальный мир автоматически превратит Иришку в человека — что бы мы там с нерпой делали — непонятно! Во-вторых, пояс полагается надевать на талию, а тело у нерпы — веретенообразное, и пояс сполз бы, а может, длины его и не хватило бы. В третьих, Иришка не имела рук, чтоб одновременно нажать две кнопки. И это к лучшему.

— Я узнаю способ превратить тебя в человека, понимаешь?

Ирка затрясла милой круглой башкой в лучших традициях шоу с дельфинами. А что? Если мне не удастся найти способ вернуть Иришке человеческий облик, она будет звездой дельфинария!

Приковыляла моя безымянная спасительница во главе взволнованных рыб-женщин, раскинула на гадательном валуне разноцветные камешки.

— Вот это — ты. Видишь? — завела свою гадательную песню старуха и коснулась длинным изогнутым пальцем уже знакомого мне камня с острой верхушкой. — А это — она, — гадальщица вначале ткнула в круглый камешек, а потом указала на плывущую среди звездных отражений круглую голову. — Вот ваши камни легли рядом — вы встретились.

Действительно, каменная пирамидка и круглый пятнистый камешек соприкасались боками, слегка провалившись в главную трещину.

— Но разделены по-прежнему. Вот это — Безымянная потрогала полупрозрачный кусок кварца с искрами внутри, словно в нем замерзла метель, — старая Хадне. Тебе к ней надо идти. Видишь, камень нетвердо лежит, качается — скоро она проснется. Тебе торопиться нужно, чтобы до пурги успеть. А это — сама Катгыргын.

Она приподняла довольно большой камень, черный, как его собственная тень. Я вначале и принял его за тень.

— А старая Сывне-зима, ушла с камня, — старуха, кряхтя, наклонилась, чтобы поднять с земли белоснежный булыжник, похожий на снежок. Я нагнулся помочь бабушке, но Безымянная одним взглядом приморозила меня к месту. Опять я попытался что-то не то сделать!

— Ступай к старой Хадне. Если она тебе не поможет, то отправит к средней сестре, старой Сывне, она так всегда делает. Но камни говорят: тебе суждено миновать ее и встретиться сразу со старшей сестрой, самой Катгыргын.

— Значит, Хадне — пурга, Сывне — зима, а Катгыргын — кто?