И закружилась снежная кутерьма

— Нерпы этой, в которой твою девушку спрятали. Не по твоему же! Ну, пошли уже, чего рассусоливать!

— Погоди, не спеши, Ябтане. Объясни мне еще раз, понятно. Что ты хочешь делать?

— Я вообще ничего не хочу, — отвечает склочно богатырша. — Это ты хочешь. А мне за тебя отдуваться приходится. Но я не в обиде, мне это не трудно. Я-то не слабосильная.

— Ты хочешь по голове ее стукнуть? — я не верил своим ушам. — Так ты же… убьешь ее!

— Да, с одного удара! — с гордостью подтверждает Ябтане, — Ты затем топор и принес.

Тут я в панике начинаю выдирать молоток из ее пальцев, но это все равно, что пытаться отломить руками образец от скальной породы.

Ябтане начинает пыхтеть и краснеть, мне кажется, что она уже созрела, что бы молоток на мне попробовать.

— Сынок, — вступает тут Главрыба, — не бойся: она не Ириной убьет, а нерпичье тело, в котором Ириной спрятана. Тогда невеста твоя и встанет пред тобой в человеческом облике. Ты не сомневайся, мы такое уже много раз проделывали, и всегда хорошо выходило. А сейчас топор тебе сама Великая Катгыргын дала. Да и Ябтане — девка не из последних. Оплечье у нее крутое и глаз верный. Все хорошо будет, а если ты очень переживаешь, я тебе прежде того погадать могу.

Я человек сугубо городской. Курицу и мясо только в виде полуфабрикатов видел. Ни за кем, крупнее таракана, не охотился.

А тут живую нерпу, которая на тебя доверчиво смотрит Иришкиными глазами, каменюкой по голове! Шутка ли! Но с другой стороны не навечно же ей в тюленьем теле оставаться!

Тут я совсем растерялся и перестал соображать.

В общем, привели меня женщины на берег: галдят, по плечам мне хлопают, подталкивают.

Дальше все как по писаному. Старуха гадать села. А я все на море смотрю: там волны черные-блестящие пляшут, а Иришки не видно. Уж не попала ли она опять в какую-нибудь передрягу? Может и к лучшему, если не приплывет? Старуху почти не слушаю.

Тут, вроде замелькало черное и круглое среди морского блеска и качания. Старуха меня за рукав дергает:

— Иване, понял? Сюда гляди! Камни ладно упали!

— Да, да, — говорю, а сам на камни ее и не смотрю. Только на Иришку

Бросился к ней, обнял, расцеловал усатую мордашку. Она жмурится, мягким носом о мою щеку трется. Как я буду без этих щекотных усов обходиться, когда она человеком станет? Ирка, милая, что же я наделал? Но не оставлять же тебя нерпой?

Тут меня кто-то по плечу похлопал. Оглянулся: Ябтане надо мной возвышается, звезды загораживает. Показывает пальцем назад: ступай, мол, к племени. И Иришка носом меня отталкивает и попискивает тихонечко: иди, мол! Тут наше женское дело.

Ну, я ее еще поцеловал, и еще раз, и еще, и тут бабы-рыбы меня прочь оттащили.

Мне показалось, что я попал в переполненный невод — столько трепещущих ладошек схватили меня разом!

Смотрю: Иришка моя распростерлась на плоском камне у берега, словно жертвенное животное, а здоровенная Ябтане над ней молоток заносит!

— Эй, — заорал я, — стой, не надо! Я ее и нерпой любить буду, сам в тюленя превращусь! — И рванулся изо всех сил, но разве против народа попрешь, тем более, против первобытного! Я влип как муха в янтарь, как мой телефон в — ледяную глыбу!

А Ябтане размахнулась — словно в замедленной съемке, или это мне от ужаса показалось — и как ахнет молотком по моей Иришке! Только брызги полетели!

Тут уж я рванулся так, что женщины не удержали. (Потом уж понял, что они меня просто отпустили). Я от рывка не устоял, упал, сам не помню, как возле Ирки оказался.

Вижу: стоит передо мной моя Бемби! Во плоти! Только в тысячу раз лучше, живей, прелестней! Куда мне такую нарисовать! Глаза — как у нерпы, улыбка — добрая и озорная. Поперек лба — узорчатая повязка, а больше я ничего не разглядел, потому что пока я стоял, разинувши рот, Иришка сама мне на шею кинулась.

Обнял я ее и понял: не отпущу. Никогда не отпущу. Она — моя. А я — ее. Мы — единое целое.

Не знаю, сколько мы так простояли, только чувствую: Иришка вздохнуть пытается. Тут я вспомнил, что сказке еще не конец! Мы же не собираемся вечно жить с рыбами.

На ощупь (потому что не в силах был оторвать глаз от Иришки, а она — от меня) отпутал от своего спасательного пояса Иришкин пояс, потом встал на колени, надел на нее и защелкнул.

Словно свадебный обряд исполнил. И тут я, не вставая с колен, обхватил бедра моей нерпочки и попросил:

— Ира! Выходи за меня замуж!

Вот тут уже можно было сказку Хэппи Эндом заканчивать, но Иришкина шубка вдруг осветилась рубиновым светом — аварийная лампочка перед моим носом вспыхнула, и я с ужасом понял, что сразу вернуться нам не удастся: питание отключено.

А Иришка этого не поняла, и полезла целоваться, и женщины не поняли — заплясали на радостях какой-то свой рыбий танец. Они все, включая Иришку, приняли эту скромную иллюминацию за триумф любви.

И только я повел себя в их глазах, как полный дурак: стал задирать свою одежку, чтоб на другой пояс взглянуть. Думаю, может, Иришке просто неисправный девайс достался — сейчас мы вместе на моем улетим! Но нет — увы — пояса Илюха подобрал качественные. И моя аварийка тоже сияла клюквенным светом.