И закружилась снежная кутерьма

— Да хоть бы и нравилось! Она человек — и должна быть человеком! Она — моя невеста!

— Ой, не верещи! — лицо Катгыргын втянулось в морщины и уменьшилось чуть не вдвое. — Раз невеста, давай, я и тебя в тюленя превращу. Семья будет крепкой: лахтак да нерпа!

Я аж дара речи лишился от возмущения.

Катгыргын перестала хмуриться и оглядела меня. Я прямо прочитал ее мысли: «Может, его не в тюленя превратить, а в строганину — меньше будет хлопот и пользы больше».

— Ладно, — сказала она и хлопнула коричневыми ладонями, — в тот раз я с тобой плохо обошлась, придется в этот — хорошо. Ничего не поделаешь — Равновесие! Слыхал про такое?

Я по-тюленьи затряс головой и поспешил ощупать свое туловище. Нет, пока еще я оставался человеком.

— Вспомнила: есть один способ. Только надо нужную вещь найти. У моей сестренки что-нибудь отыщешь, ага!

Она принялась шарить под шкурами вдоль стен, лазить в укромные местечки и загашники — все вверх дном перевернула в жилище своей младшей сестрички, словно и внутри чума погуляла буря.

— Есть, есть верный способ! — приговаривала она. — Он тебе не понравится, но другого, хочешь— не хочешь, все равно, нету! Куда ж моя сестрица его подевала! Все-то у нее дыбком да кувырком. О!

Она нырнула в кучу шкур и выбралась наружу, держа в руке… каменный молоток! Именно такие рисуют в руках у карикатурных неандертальцев. Видимо, корни местных сказок уходят в невероятную древность!

— Ты ведь у рыб живешь? — обнюхала воздух вокруг меня старуха.

— Да.

— Вот пусть Старая Рыба и рассказывает тебе, что с ним делать. А мне недосуг! Пшел вон! Чую, моя сестричка уже назад торопится!

Я выглянул наружу. Видимо, буря умчалась куда-то далеко. Все здешние снежинки лежали на ровной земле в благолепном порядке и вторили блеском сиянию небесных светил. Месяц в первой четверти послушно светил среди звезд. Старая Катгыргын сумела навести порядок в своем мире.

— Спасибо, тебе, бабушка, — я, как умел, отвесил ей земной поклон по всем сказочным канонам, прижимая к груди молоток.

— Гы, — осклабилась старуха, — забавный!

— Скажи, бабушка, — спросил я, — что за люди на одноглазых зверях появились и что с ними стало?

Тут старуха состроила такую рожу, что я выскочил из чума и пришел в себя только, пробежав метров двадцать, а то и больше, по тому самому распадку меж холмов, где совсем еще недавно блуждал под снегом.

А рожа эта до сих пор иногда является мне в самых кошмарных снах.

Глава девятая

Непогода зацепила меня лишь краешком, да и то у самого рыбьего поселка. То ли я ушел далеко, то ли первобытная госпожа Метелица и ее присные так порезвились на опушке Великого леса, что у них едва хватило сил приползти домой.

Рыбы встретили меня как родного, усадили к огню, дали миску с разварной юколой, литровую кружку с горячим чаем. Ее полагалось держать на горячих угольях, сбоку от костра. «Пришел он к рыбам, угостили его рыбьим мясом», да…

В городе, лежа на диване под пледиком и читая книжку, я всегда удивлялся, как это книжные герои так мало едят, так мало спят, так много путешествуют и при этом бодры, веселы и полны сил. Взять хотя бы трех мушкетеров! Они столько выпьют анжуйского и бордосского, что для простого человека после такого возлияния и на ногах устоять — подвиг! А эти ребята верхом через всю Францию скачут, на шпагах дерутся, и что характерно, побеждают! Может, их противники еще пьянее? Или Мегрэ, например: на каждом шагу пил перно, и совершенно от него не глупел, а наоборот, только лучше понимал психологию преступника! И к мадам Мегрэ возвращался трезвым, как стеклышко.

Это я к тому, что уже забыл, когда в последний раз ел! Сухая юкола не в счет. Вроде съел кусок пиццы на ступеньках подъезда, еще в нашем мире.

Рыбную тюрю я, конечно, наворачивал с огромным удовольствием, но вообще-то мог спокойно обойтись и без подкормки. Видимо, в сказках физиология меняется.

Ну, ладно. Съел я варево, облизал ложку, только тогда женщины-рыбы приступили к расспросам, где я был, что делал и добыл ли волшебное средство. Ценю этих древних хозяюшек, есть у них понимание! Как умел, рассказал про приключения и показал первобытное орудие.

Тут они запричитали, заохали, заговорили все разом — такой шум подняли, что не рыбам, а птичьему базару впору. Побежали, конечно, за Безымянной старухой. Они без нее вообще никуда. Она — мозг в их коллективном организме. У них тут вообще старухи правят, как я понял. Геронтологический матриархат!

Но это я в тепле, сытости и безопасности размяк и расфилософствовался. А, между тем, самого важного еще не сделал!

Пришла Главрыба. Она причитать не стала, как на мой молоток взглянула, четко распорядилась:

— Ябтане! Чужак сам с этим сроду не справится. Ты женщина сильная — займись.

Взяла Ябтане каменный артефакт, на меня даже не взглянула.

— Стойте, — говорю я, отставив кружку — девушки, стойте! Объясните сперва популярно, что вы делать собираетесь, и как это устройство работает.

— А чего ему работать-то? Дать раза по черепу и вся недолга, — отвечает Ябтане, уже одной ногой стоя снаружи чума.

— По какому черепу?!