И жили они долго и счастливо

Василиса вымыла руки, ополоснула лицо, тщательно вытерла их полотенцем и посмотрела на свое отражение. Улыбнулась себе. Отражение улыбнулось ей. После прогулок в лесу она всегда чувствовала себя умиротворенно. Она вышла из туалетной комнаты на первом этаже и прошла на кухню, чтобы оттуда попасть на задний двор.

Ей нравился дом Кощея. Он был просторным и светлым, но не настолько большим, чтобы перестать быть уютным. Здесь всегда было тихо, высокий сплошной забор закрывал их от любопытных взглядов, и здесь она чувствовала себя в безопасности. В этом доме хорошо было отдыхать и ни о чем не думать.

Прямо как с его хозяином.

«Как ты с ним работаешь?» — спросила её как-то Настя. «Спокойно», — подумала тогда Василиса. Быть с Кощеем оказалось также как и работать с ним — спокойно. Волна чувств поднялась, а потом опрокинулась, растеклась тихим озером, на берегу которого наконец-то можно было отдохнуть. И Василиса наслаждалась постоянством и предсказуемостью их общения. После бесконечных войн с Иваном, когда любое слово могло положить начало очередному сражению, простая возможность быть рядом и не задумываться о том, что говоришь, не бояться в любой момент услышать гневный окрик, приводили её в состояние едва ли не утопического счастья. Счастья тихого и размеренного. Хотя, конечно, нельзя сказать, что она совсем не следила за тем, что говорила и совсем не ждала окрика — слишком сильна была привычка. И тем не менее с ним было легко. Легко быть самой собой. Она взяла себе за правило не притворяться. Либо Кощей принимает ее такой, какая она есть, либо они расстаются. И так хорошо это оказалось. Не нужно было изображать кого-то. Подстраиваться. Продумывать и просчитывать. И все сэкономленные на этом силы можно было потратить на то, чтобы наслаждаться жизнью.

На заднем дворе Кощей, скинув кофту, рубил дрова, чтобы затопить баню. Двор был просторный, только пустой. Увидев его впервые, Василиса подумала, что здесь можно было бы разбить цветник. А вдоль дорожки, ведущей от калитки, хорошо бы смотрелись ирисы и левкои. Ах, мечты, мечты…

Она присела в плетеное кресло и принялась разглядывать Кощея. В том, что он делал, было нечто простое и хорошо знакомое, а оттого особенно приятное ей. Она вообще заметила, что Кощею нравился физический труд, и он никогда не использовал магию, если мог сделать все сам. Он с большой охотой готовил еду - и готовил прекрасно! - убирал снег, рубил дрова. И это доставляло ей отдельное удовольствие. Она была убеждена, что мужчина должен не только уметь работать руками, но и любить это делать.

Кощей не был красив в том смысле, какой обычно вкладывают в понятие мужской красоты. Но Василисе нравилось на него смотреть. Богатырским размахом плеч он похвастаться не мог. Как и точеными чертами лица, волевым подбородком, ясным взором и всем тем, что приписывали мужской красоте в обоих известных ей мирах. Худощав, зато подтянут, мышцы не сильно выделялись, но стоило ему напрячься, как они проступали рельефом. Когда два месяца назад она сказала, что у него красивые руки, то не покривила душой.

Кощей закончил колоть последнее полено, вогнал топор в пенек, распрямился и вытер пот со лба. Василиса залюбовалась.

— Пошли топить, — позвал он.

Баня ей тоже нравилась. Здесь было чисто, пахло деревом, Кощей зажег на пальце огонек и отправил его под поленья в топке печи, прикрыл бумагой и корой и проследил за тем, чтобы огонь занялся. Закрыл тяжелую чугунную заслонку. Василиса смотрела и не могла оторваться. Месяц назад он сказал ей, что они поговорят, когда она его захочет. Что ж, кажется, она созрела для этого разговора.

— Ну вот, — сказал Кощей. — Часа через два протопится, и можно идти.

Позвать его с собой?