Я, бабушка, Илико и Илларион

– Дидро Эдемикович Вешапидзе, – прочитал я.

– Покажи.

– Пожалуйста!

Дидро долго всматривался в тетрадь, потом подозвал парикмахера и спросил:

– Правду он говорит?

– Точно, уважаемый Дидро!

– Там не написано ни Ежик, ни Ломовой, ни Мылоед?

– Ничего подобного, уважаемый Дидро!

– А ну, подсоби-ка мне! – крикнул обрадованный Дидро и бросился к огромной корзине.

– Эта корзина слишком тяжела, лист пока влажный, уважаемый Дидро! – предупредил парикмахер.

Дидро снисходительно улыбнулся, подхватил стоявшего тут же мальчугана, поставил его на корзину и приказал:

– Ну-ка, нажми как следует!

Мальчик принялся ногами утаптывать лист. Чай в корзине опустился почти до половины.

– Теперь добавьте! – сказал Дидро.

Добавили.

– Еще!

Добавили еще. Корзина наполнилась до краев. Мальчуган продолжал трудиться добросовестно.

– Хватит тебе, сукин сын! – прикрикнул на него парикмахер. – Не видишь, сок уже капает!

Мальчика согнали.

Дидро обхватил корзину, приподнял.

– Мало! И это – плод труда всего села? Положите сверху еще мешок.

– И второй!

– Ну, теперь все! Не потянет! – заявил Эквтиме.

– Держу пари! – предложил Дидро.

– Идет! Сто раз брею тебя бесплатно! – выпалил парикмахер.

– Нет, уважаемый, ты и так задолжал мне на два года вперед! Ты, внучок Кишварди! Давай поспорим на брюки! – Дидро выразительно посмотрел на мои техасские джинсы.

– Зачем спорить, Дидро, я просто отдам их тебе.

– Я не нищий! – обиделся Дидро.

– Ну что ты! Разве я… Вот пойду домой, сменю брюки и сам их тебе принесу.

Дидро еще раз потряс корзину и чуть поколебался, но отступать не стал.

– Поднимите! – сказал он решительно и опустился на колени, спиной к корзине.

Кто-то принес веревку. Те два мешка привязали сверху к корзине, и четыре человека с трудом взвалили ее Дидро на спину.

– Держись, Дидройя-ломовой!

– Не подведи, Ежик!

– Давай жми, Мылоед!

Дидро выпрямился и тут же покачнулся, но быстро ухватился за тунговое дерево, растопырил ноги.

– Ау, Дидройя, убери руку, иначе проиграешь пари! – крикнул кто-то.

Дидро поспешно убрал руку и еще раз пошатнулся.

– Дидро, брось, ради бога, корзину и бери хоть сейчас мои брюки! – попросил я.

Но удержать Дидро было уже невозможно.

Первый десяток метров он, словно пьяный, прошел зигзагами, вихляя из стороны в сторону. Затем постепенно выпрямил шаг и наконец пошел медленно, но твердо и уверенно.

Ремни корзины глубоко врезались в плечи Дидро, жилы на лбу и шее взбухли, глаза налились кровью.

– Останови его! – попросил я Эквтиме-брюхана.

– Скорее Супсу остановишь, чем его! – ответил он.

До приемного пункта было метров триста. Затаив дыхание, люди молча взирали на еле видневшуюся под огромной ношей человеческую фигуру. Потом толпа ожила, ахнула и хлынула следом. Впереди бежали дети.

– Давай, Дидройя!

– Еще немного, и брюки Нодара – твои!

– Жми, жми, Дидройя!

– Обойди сейчас его спереди и поздоровайся с ним! Вот будет потеха! – пошутил кто-то.

– Давай, Дидро, осталось десять шагов!

– Восемь! Шесть!..

– Крепись, Дидройя! Один шаг!

Не снимая корзины, Дидро опустился на землю. С минуту он сидел, не двигаясь, с онемевшими руками и ногами. Потом, когда с лица сошла синева и побледневшие, как мел, губы вновь обрели свой естественный цвет, Дидро широко улыбнулся и навзничь опрокинулся на траву.

Четыре человека кое-как подняли корзину на весы. На чашку поставили гирю, другую, подвесили третью, четвертую. Язычок весов не трогался с места. Тогда принесли трехкилограммовый камень, привязали к чашке. У весовщика Бенедикта от удивления глаза полезли на лоб.

– Вы что, сукины дети, решили угробить человека? – рявкнул он.

– Сколько? – спросил кто-то.

– Сто сорок одно кило!

– Ау-у-у! – вырвалось у толпы.

Все обернулись к лежавшему в траве Дидро, но его там уже не было.

– Дидройя, где ты?

И вдруг увидели: с поникшей головой, болтающимися, словно плети, руками Дидро спускался по тропинке вниз, к берегу Супсы. И впервые за всю жизнь вдогонку не раздалось ни Дидройя-ежик, порт-артурский шпион, ни – Дидройя-ломовой, ойямовский выкормыш, ни – Дидройя-мылоед!..

«141 кг», – записал я красным карандашом против фамилии Дидро Эдемиковича Вешапидзе и закрыл тетрадь.

Вечером я завернул в газету свои техасские джинсы и направился к Дидро.

Двухкомнатный, крытый дранкой домик Дидро стоит у самого берега Супсы. Все свое детство я провел здесь, в этих местах, и ни разу мне не приходило в голову заглянуть в этот дом. Не знаю, было ли это проявлением естественного чувства страха или стеснения, которое люди во всем мире питают к жилищу одинокого человека…

Помню, в весеннюю пору я часто часами стоял на берегу, с трепетом ожидая, что взбушевавшаяся Супса вот-вот унесет убогое жилище Дидро. Но шли годы, а домишко стоял как ни в чем не бывало. Я как-то поделился своими опасениями с дедушкой, и тот ответил:

– Что ты! Ты – дите! Вот я, старик, с самого моего детства во время каждого паводка прощаюсь с этим домом, а он хоть бы что! Знал Эдемика-бестия, где ставить дом! Фундамент под ним – сплошная скала, да такая, что ей нипочем даже две Супсы, вместе взятые! Так-то, сынок!..