Серафен в свободном белоснежном костюме – все мелкие детали вроде запонок, часов и обручального кольца отсвечивают блестящим золотом – говорит торопливо с кем-то из прислуги, широко размахивая руками. Он по-прежнему высветляет немного свои темные волосы и стрижется очень коротко, а под нижней губой у него – Тиерсену приходится чуть прищуриться – опять маленькие розовые пятнышки от аллергии на что-то, и пальцы нервно подрагивают, как обычно. Рядом с Серафеном стоит его телохранитель, по совместительству дегустатор, Гюстав – Тиерсен знает о нем из записей Селестина, – и флегматично изучает окружающую обстановку. Этот высокий и крепкий молодой человек, как и положено хорошему охраннику, молчалив, упрям и отлично отрабатывает свои деньги. И, что хуже, очень привязан к своему постоянно чем-то болеющему работодателю, который тщательно воспитал его под себя и доверяет ему очень многое, от контроля за прислугой до доступа к самому сокровенному в доме – дочери Серафена и его лекарствам.
Лефруа, естественно, в черном, и узкие манжеты рубашки подчеркивают его красивые, холеные руки, а безупречный крой смокинга и шелковый камербанд скрывают все недостатки фигуры, если они, конечно, есть: Лефруа не из тех, кто будет изнурять себя физическими упражнениями, но и он, и его брат-близнец, стройные и высокие, выглядят хорошо для своих лет, а им уже за пятьдесят, хотя не дашь и сорока пяти. Лефруа сидит в своем кресле спокойно, отстраненно слушая двух девочек, которые сидят рядом с ним, спиной к Тиерсену, и тот видит его чуть припухшие от усталости и чрезмерного употребления амфетамина веки и длинные морщинки от и так опущенных уголков рта вниз. Лефруа умиротворен, как обычно, он сводит пальцы под подбородком, отвечая девочкам что-то, и элегантные, не вычурные перстни, наверняка прикрывающие первые пигментные пятна на пальцах, поблескивают в свете ламп.
На жен близнецов Тиерсен не обращает особенного внимания, чуть не вздрагивая от воспоминаний о том, как они тискали и угощали его сладостями в детстве, а потом неприглядно обсуждали в гостиной, думая, что он не подслушивает за дверью. Лия и Стефани, единственное, что в них забавно, так это совпадающие первые буквы имен с их мужьями, нарочно не придумаешь. А так все обыкновенно – платья нежно-розовое и темно-красное, то ли под цвет костюмов их супругов, то ли наоборот, лица уже немного тронутые возрастом, но не слишком, волосы собраны в элегантные пучки, но по-разному, и драгоценности блестят у одной на груди, а у другой в волосах. Тиерсен думает, просто ли они подарены или в качестве извинения за какую любовницу, но тут же отвлекается от этих мыслей, когда Одетт называет еще одно имя. Элизабет. Элизабет Тиерсен видит первый раз не на фотографии, и она, что не удивительно, как раз одна из тех девочек, которые говорили с Лефруа. Вторая ушла куда-то, а вот Элизабет устроилась поближе к дяде, вытянув руки на стол, и смотрит на него с любопытством, пока тот что-то рассказывает ей, мягко улыбаясь.
Элизабет одета немного необычно для девочки на своем празднике, но Тиерсен не удивляется, здесь все дети одеты в отдаленно средневековом стиле, видимо, это тематика вечеринки, да и сама Элизабет явно не из тех, кто будет носить кружевные платья. Ей явно по душе ее костюм – широкая блуза со шнуровкой, кожаные штанишки и сапоги. Поверх, конечно, навешана куча девичьих побрякушек, но серебряных и деревянных, на кожаных шнурках, и когда Элизабет поднимается, чтобы что-то эмоционально показать Лефруа, Тиерсен видит даже маленькие ножны у нее на поясе. Глаза у малышки – темные, мотьерские – ярко блестят, и короткие волосы немного растрепаны. Лефруа видимо замечает это и тянется их пригладить, но Элизабет выворачивается из-под его руки, словно дикая кошка. Тиерсен думает, что она, худенькая, с острыми чертами лица, очень похожа на маленькую разбойницу из сказки про Снежную королеву, и не был бы удивлен, если бы в ее комнате тоже жили какие плененные звери.