– Стойте! – она как-то странно раскраснелась вдруг, Тиерсен замечает, что это произошло буквально за несколько секунд, на которые он отвлекся. Он поворачивает голову – верно, Элизабет заметила, что Колесо Смерти увозят, и рабочие сцены замерли послушно, уже зная, что маленькая мадемуазель Мотьер часто просит особо полюбившихся артистов выступить еще. – Стойте! – она повторяет зачем-то, и Тиерсен видит, как болезненно и быстро дергается ее грудь под тонкой блузой. – Месье Слышащий голос Ночи! – Элизабет выбирается из-за стола, и ее глаза блестят как-то лихорадочно.
– Да, мадемуазель? – Тиерсен внимательно смотрит на нее.
– Я тоже хочу бросить нож!
Тиерсен на секунду замирает, а взрослые в зале смеются, хорошо слыша громкий голос Элизабет.
– Боюсь, я не могу подвергать ваше здоровье такой опасности, мадемуазель, – Тиерсен старается говорить мягко. – Это очень острые ножи. Ваши родители не простят мне, если я позволю вам так рисковать собой.
– Я хочу бросить нож! – упрямо повторяет Элизабет. Она выглядит так странно, будто прямо сейчас упадет без сознания. Тиерсен старательно вспоминает записи Селестина, но не находит в памяти ничего касательно нездоровья малышки. – Папа! – Элизабет поворачивается резко, до того, как Тиерсен успевает ответить.
– Эй, месье Слышащий голос Ночи! – Серафен довольно смеется, передразнивая дочь; он тоже в каком-то истерическом состоянии, но Тиерсен знает, что он всегда был таким. – Плохо же вы слышите! Моя дочь сказала, что хочет бросить нож, так дайте ей его.
Тиерсен оглядывается коротко, но за кулисами видит только пожимающую беспокойно плечами Одетт, которая будто говорит, что хотела бы помочь, но не знает, чем. И их распорядитель, как назло, будто сквозь землю провалился.
– Я не могу, месье Мотьер, – Тиерсен тоже пожимает плечами. А что ему остается делать? – Это слишком опасно.
– Моя дочь уже обращалась с ножами, она не порежется, не бойтесь, – усмехается Серафен.
“Да срать я хотел на твою дочь”, – зло думает Тиерсен, но снаружи только улыбается.
– И все таки мой ответ – нет, месье.
– Да ладно, просто скажите, сколько это будет стоить, – Серафен достает из внутреннего кармана пиджака чековую книжку и ручку. Элизабет все еще смотрит на него и хмурится, но он только вздыхает: – Что поделаешь, милая, эти охотники на демонов не меньше охочи и до золота. Но любой каприз для моей малышки, сегодня твой день рождения, конечно, все, что захочешь. Так сколько, месье Слышащий? И не бойтесь, не порежет она вашего демона, – это все превращается в представление для них троих, и Серафену, и Элизабет совершенно плевать на других гостей, а те делают вид, что не замечают затянувшейся паузы. А вот Тиерсен так не может, он только думает, где этот херов распорядитель, когда он так нужен. Он смотрит на Цицеро мельком, но тот только дергает ртом: действительно, ему бы лучше сейчас молчать, чтобы еще больше не распалять девочку.
– Я думаю, мой демон не продается. Где я еще такого возьму, если вдруг что? – Тиерсен решает все-таки продолжить игру, он не должен привлекать к себе внимание больше, чем это и так за него делают его будущие жертвы. – Если только вы не хотите пойти на круг вместо него.
– А вы мне нравитесь, – Серафен обдумывает сказанное секунду и смеется, он видимо не так уж хочет настаивать на капризе Элизабет. – Ладно, а поиграть с ним Лиз можно?
– Поиграть – сколько угодно, – Тиерсен с облегчением улыбается. – Я даже могу оставить ему руки связанными, – вроде бы ситуация постепенно смягчается.
– Ну что, Лиз, хочешь поиграть со страшным демоном? – спрашивает Серафен, и Тиерсен видит, как Элизабет смотрит в одну точку странно, а через секунду ее лицо так сильно меняется. Она вскрикивает и хватает один из ножей со стола. Цицеро взвизгивает громко, когда нож бьется о круг рядом с его бедром, и пытается изогнуться. Он чувствует себя очень незащищенным – знает, что ремни не распутать так быстро.
А Элизабет времени терять не собирается. Еще один нож из-под руки матери летит быстро и сильно бьет Цицеро рукоятью по ноге. Это происходит, кажется, в один миг, и даже Тиерсен не успевает ничего сделать. А в следующую секунду и он, и Лефруа срываются с места. Они хватают кричащую Элизабет, и Лефруа легко зажимает ей рот и вырывает вилку из ее пальцев, почти выплевывая: “Пусти!” в лицо Тиерсену, и тот отступает от неожиданности. Лефруа тут же прижимает конвульсивно содрогающуюся Элизабет лицом к себе и говорит негромко:
– Гюстав, лекарства.
Тиерсен отходит назад, он видит, как любопытно приподнимаются люди за столиками, как родители придерживают детей за руки. Ладно, черт с ним со всем, это уже не его дело. Тиерсен поднимается обратно на сцену одним прыжком и машет рабочим, чтобы те увозили круг. На всякие красивые концовки тоже уже насрать. Все, что можно, и так уже испорчено, поэтому Тиерсен не собирается тратить лишнее время, которое им будет нужно для другого. Хотя новую информацию об Элизабет, несомненно, тоже теперь стоит учитывать.