Я без ума от французов (СИ)

Они устраиваются в постели необычно долго – от усталости все движения так замедленны, – и Цицеро перебирает в пальцах свои четки, нашептывая слова молитв. Тиерсен курит, лежа на боку, и смотрит, как скользят бусины между его пальцев. Тиерсен не хочет молиться сегодня, ничего не хочет, Цицеро помолится за него. Но и сразу не засыпается, и Тиерсен думает кое-что сказать. Он не знает точно, надо ли, но, наверное, было бы неплохо. Он дожидается, пока Цицеро остановится на секунду, закончив очередную молитву, и мягко перебивает его, туша сигарету в найденной в тумбочке пепельнице для гостей:

– Знаешь… Я не сержусь на тебя. Нет, тогда я очень злился, но сейчас… – Тиерсен перекладывается удобнее и тянет Цицеро к себе, касаясь губами его виска. – Я знаю, что мы такие, какие есть. Со своими… странностями. Со своими правилами. Каждый из нас. Из меня действительно хреновый Избранный, я не всегда понимаю, что я должен делать. Но если мы не должны убивать Лиз, то не будем.

– Никто не может знать всего, – Цицеро пожимает плечами и устраивается в руках Тиерсена удобнее. – Даже Избранный. И для этого ему нужен Цицеро. Это моя работа, моя почетная работа. Держать нимб Избранного, пока тот занят более важными вещами, – он тихо смеется, забавно морща нос, и Тиерсен не может не улыбнуться в ответ.

– Мы решим завтра с утра все с Лиз, а потом поедем отдыхать на весь день, ладно? Думаю, ближайшие несколько дней у нас не будет работы из-за похорон, а я так задрался уже с этими выступлениями, с этими ножами, со всем этим, мне нужен выходной.

– Значит, завтра очередная новая жизнь? – Цицеро еще хихикает и водит четками по плечу Тиерсена.

– Очередная новая жизнь, – Тиерсен хмыкает и целует его, медленно, легко касаясь губами. – До… завтра… сердце… мое, – едва успевает сказать он между поцелуями, потому что Цицеро не дает ему говорить, смеясь и кусаясь. – До завтра, – Тиерсен все-таки умудряется оборвать эту череду коротких грубоватых ласк и последний раз касается губами лба Цицеро. Он чувствует теплоту и деревянных четок, и шершавых пальцев на спине, когда Цицеро обнимает его, ложась головой на плечо. От волос маленького итальянца почему-то пахнет кровью. Но Тиерсену нравится этот запах.

Тиерсен просыпается через какое-то время – сон у него напряженный от вымотанности, – даже не знает, через какое, но достаточное, чтобы чувствовать себя хоть немного бодрее, от того, как приоткрывается дверь. Тиерсен бросает короткий взгляд на Цицеро – тот перекатился на другую половину кровати во сне, уткнувшись носом в подушку, забрав с собой одно одеяло и завернувшись в него, как рыжая гусеница. Ему опять холодно: хотя в квартире Селестина и нет проблем с отоплением, но все-таки и он, и Тиерсен с детства привыкли к более низким температурам, чем бывают на юге Италии.

Тиерсен смотрит на дверь где-то через долю секунды, но не дергается за оставленным на тумбочке ножом. Это всего лишь малышка Элизабет, она одета в поло Селестина, и оно почти достает ей до колен.

– Месье Слышащий голос Ночи, вы здесь? – интересно, она до конца своих дней будет называть его так? – Вы не спите?

Тиерсен размышляет несколько секунд. С одной стороны, ему совершенно не хочется возиться с девочкой, но с другой – она все равно его разбудила, а в таком нервном состоянии он не заснет снова так просто.

– Не сплю, – отвечает он тихо, чтобы не разбудить Цицеро. Тот иногда может спать непозволительно крепко. Или делать вид, что спит, чтобы к нему не лезли.

– Ох, как хорошо, – торопливо говорит Элизабет. – Я так боялась, что зайду к Селу. Он… злой сегодня. Когда я уронила вилку за ужином, я думала, он меня ударит.

– Не думай об этом, – Тиерсен приподнимается на локте. – Иди спать, завтра он уже не будет таким.

– Я… я хотела попросить, – Элизабет мнется. – Мне… можно поспать с вами?

– Нет, Лиз. Иди в свою комнату, – Тиерсен говорит это не грубо, но твердо.

– Но… пожалуйста, – она прислоняется плечом к дверному косяку, и ее совсем худые ножки подрагивают. – Мне очень страшно. Очень-очень. Я легла в постель, и мне казалось… что я слышу те звуки, которые были там, которые… он… – она тихо всхлипывает, но тут же мужественно проводит рукой по щеке, хотя ее голос и дрожит. – Когда вы…

– Ну тише, – Тиерсен вздыхает. Он все еще не собирается утешать Элизабет, но выгнать вон плачущую девятилетнюю – только сегодня исполнилось – девочку… Нет, он все-таки не такой ублюдок.

– Я просто… хотела бы поспать с вами, – Элизабет берет себя в руки и снова вытирает слезы. – Если можно.

– Ты можешь полежать со мной немного, пока не успокоишься. Я потом отнесу тебя в постель, – Тиерсен проклинает свое мягкосердечие, но что еще он может сказать?

Элизабет быстро, будто боясь, что Тиерсен передумает, закрывает дверь и топочет босыми пятками по полу, почти запрыгивая на постель. И, конечно…