Я без ума от французов (СИ)

– Ладно, слушай, Тир, – Приска перестает первой. – Я догадываюсь, что у тебя нет времени, так что не будем разводить сопли. Сел с твоим Цицеро увезли Лиз, но я не знаю, куда, и они сами тоже не знают. И я дала им адрес… В общем, Лефруа послал к Селу и Стефану людей, проверить свои подозрения. Видимо, их тела и были в багажнике нашего дорогого братца. А сам Лефруа отправился в Италию, ты не знаешь адреса, но… у тебя есть, где записать?

– Я запомню, – и Тиерсен правда очень старается запомнить адрес, который ему диктует Приска. Это не так сложно: Лефруа приобрел виллу рядом с Флоренцией, а уж ее пригород Тиерсен хорошо изучил.

– Не знаю, правда ли это, но он действительно уехал сегодня около трех часов ночи, – Приска молчит немного. – А куда теперь поедешь ты? – и Тиерсен думает над ответом, потому что если все так складывается, то у него катастрофически нет времени на то, чтобы искать Селестина и Цицеро по всей Франции.

– Я сейчас поеду заканчивать работу, милая. И если ты сможешь дозвониться до Села, или если он позвонит тебе, скажи ему, что со мной все в порядке, и я буду в Италии ближайшие дни. И скажи, что он пока может пожить у меня. Я скоро решу все проблемы, и он снова сможет вернуться в Париж. Но пока у меня дома будет безопаснее. Да, и еще. Скажи, чтобы он последил за Цицеро. Ну, чтобы тот не сорвался в Италию за мной, я и сам там отлично справлюсь. Сделаешь, сестренка?

– Без проблем, Тир.

– Спасибо, дорогая. Я позвоню еще, когда смогу.

– Да, я буду ждать. И – Тир – знаешь, тебе очень повезло с твоей горячей итальянской деткой, вот что, – Приска смеется заливисто.

– Я знаю, – Тиерсен улыбается. – Ладно, удачи, дорогая.

– И тебе, – Приска шепчет, и Тиерсен кладет трубку. Он очень надеется, что его слова дойдут до Селестина.

Тиерсен выходит из магазина, сунув коробку с крекерами под мышку, и открывает бутылку содовой зубами, отпивая на ходу. Он чувствует себя очень странно, когда смотрит на спокойно сидящую в машине Марию, когда понимает, что он один видит ее… кого вообще? Он так толком и не понял, кто она, но, в любом случае, это какое-то помешательство. И Тиерсен совсем не удивляется тому, что остальные, кому Мария открывалась, сходили с ума. Он бы тоже, пожалуй, поехал крышей, не будь у него хорошей подготовки в лице Цицеро и своих кошмаров.

Он садится в машину и замирает на секунду:

– Слушай… Я купил поесть только себе, то есть я могу поделиться, но не знаю, тебе вообще нужно есть? – ему еще страннее говорить с Марией так по-бытовому, но она только легонько усмехается и качает головой:

– Нет, Тиерсен, мне не нужна пища. Эта оболочка не может контактировать с материальным миром по-настоящему. И когда ты чувствуешь мои прикосновения – это только иллюзия твоего разума.

– Ну да, логично, – Тиерсен открывает упаковку таблеток и выпивает сразу несколько. – А… не к еде, конечно, но кровь утром? – он отпивает еще содовой и принимается за крекеры. – Я видел кровь у тебя на руках. Не думай, что мне так хочется знать, откуда она, но…

– Это не совсем кровь, Тиерсен, – ему кажется, или Мария действительно стала говорить немного свободнее? Нет, она все так же величава, но в ее голосе появились какие-то умиротворенные нотки, которых Тиерсен не слышал раньше. – Когда мои дети убивают, они насыщают меня. И иногда я позволяю себе превратить энергию смерти в то, что было для меня ценно в том мире.

– В мясо и кровь? – Тиерсен спрашивает саркастически, насколько это возможно с полным ртом крекеров.

– Да, – с тихой улыбкой отвечает Мария.

– О’кей. И я, кстати, до сих пор не спросил тебя… Вот раньше это выглядело так, как будто мы очищали грешные души, чтобы они получили шанс попасть в Царство Божие, а теперь? Зачем мы должны убивать теперь?

– Это очень сложный вопрос, Тиерсен. А зачем ты убивал до того, как узнал об очищении?

– Я… – Тиерсен даже теряется. – Ну, это же было вроде как… из уст Богоматери. Не обижайся, но ты – это совсем другое, кем бы ты ни была.

– Конечно, я не несуществующая Богоматерь, Тиерсен. Я всего лишь единственное, кроме моего супруга, вечное и бессмертное существо в этом мире. С чего бы тебе слушать меня, а не ее? – Тиерсен чувствует легкую издевку в ее голосе, и это… неожиданно, но так, как будто она всегда говорила таким тоном.

– Но все-таки раньше в этом было больше смысла, согласись, – он чувствует себя неловко, оправдываясь. – И я не могу так просто взять и сменить веру, черт возьми.

– Тебе не придется делать ничего нового, – Мария легонько пожимает плечами. – Только от того, что у твоей веры сменилось лицо, она не становится другой.

– Может быть, для тебя и не становится, – Тиерсен не повышает голос, но крекеры отчего-то перестают лезть в горло. Он раздраженно фыркает и отставляет коробку. – Но у меня только что картина мира обвалилась, видишь ли. Я вообще не понимаю, что происходит, что я делаю, что я должен делать.

– То, что тебе нравится. То, что у тебя хорошо получается. Разве этого не достаточно? – Тиерсен только замечает, что от тихого дыхания Марии нет никакого пара в прохладном воздухе.