– Ты милашка, – Цицеро не выдерживает и снова смеется, поднимая пистолет. – Но без вот этого, – неопределенно машет рукой около лица, – будешь смотреться лучше! – он стреляет ровно, прицелившись, избавив Дину разом и от бельма, и от наверняка постылой работы, и от неизвестной Селестину жизни. И тот смотрит на все это, и пальцы у него дрожат. Его резко тошнит от запаха крови, и он чуть не поскальзывается на ней, шагая к столу. Слабо пошатнувшись, Селестин все еще толком не понимает, что чувствует, это все опять как-то плывет, и он хватает оставленную кем-то пачку сигарет с края стола.
– К черту это все здоровье, – он говорит хрипло. – На одних вас никакого здоровья не хватит. Я пойду в машину, ладно? – берет и зажигалку, лежащую рядом, и Цицеро не возражает, Селестин уже сделал все, что должен был. А радостные встречи родственников и так не входили в планы маленького итальянца.
Цицеро быстро поднимается по лестнице на второй этаж, пока Селестин шатающейся походкой выходит из дома, периодически сглатывая. Но наверху маленького итальянца ждет не то чтобы приятный сюрприз: он отдергивает занавеску, мельком глянув, нормально ли Селестин дошел до машины, и замирает сразу, чертыхнувшись и бегом отправившись обратно.
Селестин медленно курит, прикрыв глаза и пытаясь не думать. Его и так тошнит, так что от вкуса дыма во рту хуже не становится: он на редкость мерзкий, но хотя бы перебивает тот привкус страха и отчаяния, который у младшего Мотьера всегда – как быстро это стало “всегда” – вызывают мертвые люди. Тяжелый табачный запах обволакивает ноздри, острый вкус проникает в горло, но Селестин даже не кашляет, только глотает, и рот совершенно сухой, но от этого и лучше. Если бы Селестин сейчас хоть что-нибудь съел или выпил, то его бы точно вырвало прямо в машине.
Цицеро врывается в его маленькое уединение – в машину, клубы дыма и пустые мысли – так же резко, как делает и все остальное.
– Он сбежал! – маленький итальянец говорит быстрее, чем Селестин даже успевает сформулировать вопрос. – Цицеро видел, как человек сажал его в машину! – он быстро заводит автомобиль и направляет его по дорожке. – Откуда у этого minchia вообще столько людей?! – Цицеро смотрит на Селестина одновременно требовательно, возмущенно и растерянно, и тот путается в этих эмоциях. Но конкретный вопрос отвлекает его от того, о чем он старается не думать.
– Лефруа активно сотрудничал раньше с разными людьми, – он отвечает осторожно. – С мафией в том числе. Нет, сам он никогда ничем особенно криминальным не занимался, но у него всегда были самые разнообразные связи. Так что набрать в охрану людей – это для него очень просто. И, кстати, живых их осталось не слишком много, если я правильно помню, – Селестин относительно приходит в себя, открыв окно и глубоко дыша свежим воздухом с примесью дыма. Он неожиданно понимает, почему его брат начал курить.
– Можно будет ими заняться потом, – Цицеро немного успокаивается, неторопливо ведя машину: он не хочет преследовать автомобиль Лефруа откровенно, так что достаточно и большого расстояния. Все равно, если тот даже куда-нибудь съедет… в общем, у Цицеро был повод изучить местный пригород в свое время. Но пока все еще под контролем, и можно не торопиться.
– Все, приехали, – Тиерсен останавливает автомобиль на краю леса и вылезает наружу. Лефруа невозмутимо поворачивает голову и ждет, пока племянник откроет ему дверь. И только потом шлепает по траве мягкими тапочками. Он выглядит так нелепо здесь, немолодой, с мокрыми волосами, кутающийся в халат, и в то же время – так гармонично, будто для него не может быть лучше места, чем этот влажный лес под пасмурным небом.
– Ты выстрелишь в меня здесь? – Лефруа оглядывается, поеживаясь. – Не слишком приятно. Тогда, в клубе, было лучше, дорогой мой.
– Тогда, в клубе, ты схватил меня за руку и все испортил, – Тиерсен показывает пистолетом, куда Лефруа идти, и тот наступает на мокрую тропинку своими быстро пачкающимися тапочками.
– Может быть, я сделал это зря, не спорю, – Лефруа все еще спокоен, он идет медленно и аккуратно, стараясь не поскользнуться. – Но вот эти тапочки я тоже надел зря, у них ужасно скользкая подошва. Так что, как видишь, я часто ошибаюсь, – он тихо смеется, а Тиерсен не понимает его, только идет следом, отлично зная, куда. В свое время здесь недалеко они с Цицеро избавлялись от трупа, а потом еще долго обжимались совсем рядом с тем местом. Тогда Тиерсен был пьян в полное дерьмо, но сейчас он вспоминает об этом и не то с печалью, не то с радостью думает о том, что ему уже не нужен алкоголь, чтобы кого-то убить и не жалеть об этом.