Я без ума от французов (СИ)

– Звучит неплохо, – Тиерсен снова вздыхает. – Ладно, – он говорит внезапно легко, – ты можешь идти. Только я заберу машину, придется тебе немного прогуляться пешком. Твоя вилла вон там, – он указывает пистолетом направление. – И я не буду стрелять в спину.

Лефруа смотрит на него недоверчиво, но только несколько секунд, в следующие инстинкт самосохранения даже у него преобладает над логикой и холодностью, и он резко срывается с места, бегом направляясь в лес, нелепо вскидывая ноги в мягких тапочках.

– Да какого же хера он творит?! – Цицеро чуть не подскакивает на месте, изумленно глядя в прицел. Но с его позиции попасть из снайперской винтовки в бегущего человека почти невозможно, и ему остается только с ругательствами подхватить ее и торопливо направиться глубже в лес. И Селестин бы что-то ему возразил, но он тоже не понимает происходящего абсолютно, поэтому только спешит вслед за Цицеро.

– Это не может быть каким-нибудь планом? – он едва успевает сказать, от выбранной Цицеро скорости и дышать-то трудно.

– За такие планы бубенчики надо с корнем вырывать! – огрызается Цицеро на бегу, и его дыхание почти не сбивается, хотя винтовку явно нельзя назвать ни легкой, ни удобной. Но Селестин предусмотрительно ничего не спрашивает больше, стараясь только не упасть во время спуска и проклиная свою идею на всех языках, которые знает.

– Что ты делаешь?! – Тиерсен первый раз слышит, как Мария кричит, и это даже оглушает его, перебивая все звуки леса. Она мгновенно появляется рядом, разъяренная, и ее глаза горят ярко-красным.

– То, что я должен делать, – но Тиерсен отвечает спокойно, убирая пистолет за пояс. – Жизнь за жизнь, все честно.

– Ты понимаешь, что говоришь?! – и нет больше ничего доброго и беззащитного в острых чертах, только невыносимая, яркая злость. – Ты ломаешь все, ломаешь свою судьбу, ломаешь свое предназначение!

– Знаешь, ты сказала, что у меня нет выбора, – все так же спокойно говорит Тиерсен, направляясь вслед убежавшему Лефруа и сунув руки в карманы. – Но вот – я только что его сделал. И если это действительно судьба… проверим? – он смеется, пока Мария озлобленно молчит, и чувствует такую легкость на душе, которой давно уже не ощущал.

Тиерсен добирается до очередной поляны как раз тогда, когда уже успокоившийся Цицеро снова расположился на ближайшем холме, а замученный перебежкой Селестин устало упал рядом с ним на траву, пытаясь отдышаться. Тиерсен подходит к краю болота и, пнув мелкий камушек, обходит его сбоку, чтобы увидеть растерянное лицо Лефруа, которого затянуло уже по бедра.

– Прости, – ровно говорит Тиерсен, – не могу сказать, что не хотел, чтобы так вышло, но… Я отпустил тебя и вернул долг, верно? Дальше ты уже все сам, – он опускается на корточки, глядя на Лефруа, который еще пытается то вытащить ноги, то зацепиться хоть за что-нибудь. Тиерсен осторожно приминает ладонью густую траву на самом краю. – В какой-то степени, здесь все началось однажды для меня, дядя. И закончится для тебя. Если хочешь, можешь покричать даже, правда, здесь никого нет на ближайшие несколько километров, но ты можешь, – он говорит участливо, но Лефруа не собирается унижать себя криками, только молча, тяжело дыша, все пытается и пытается выбраться из трясины.

Тиерсен ждет терпеливо, пока Лефруа не уходит в топь по грудь, переставая дергаться, и слышно только его громкое, больное дыхание. Лефруа держится, как может, пытается держать лицо, которое непроизвольно искажается страхом, и Тиерсену это внезапно кажется унизительным и нечестным. В конце концов, Селестин попросил его просто убить Лефруа, а не мучить. А Тиерсен, хоть и имеет определенную страсть к смерти, никогда не любил изощренные пытки.

– Я могу тебя убить, – он говорит негромко, кладя свою беретту на колено. – Только скажи.

Но Лефруа не отвечает, только сжимает челюсть, кладя ладони на поверхность топи. Он явно собирается умереть так же, как жил – с прямой спиной и гордо поднятой головой, и Тиерсен даже слабо сочувствует ему, думая все-таки подняться и выстрелить дяде в затылок. Он считает это чем-то очень важным, по крайней мере, в эту секунду, и смотрит Лефруа в глаза, слегка наклоняя голову в знак уважения и поднимаясь.

– Ну все, мальчик побаловался, пора это заканчивать, – Цицеро вздыхает и кладет палец на спусковой крючок.

– Что? – Селестин, уже отдышавшийся и относительно отстранившийся от происходящего, спрашивает удивленно. – Ты что, собираешься его пристрелить вот сейчас?

– Определенно, – Цицеро улыбается, с каким-то диким наслаждением смотря в прицел.

– Ну нет, – Селестин вдруг решительно выдыхает. – Это же был и остается мой заказ, верно? И я хочу, чтобы Лефруа умер именно так, я хочу, чтобы он утонул в болоте, чтобы захлебнулся нахрен! – в его голосе появляются резкие, злые нотки.

– Не глупи, Селестин, – Цицеро морщит нос. – Он должен умереть от руки убийцы, а не от болотной тины, так и умрет.