Я без ума от французов (СИ)

– Хорошее время, Тиерсен, разве нет? – Цицеро чуть двигается и выдыхает ему в шею. И Тиерсен вздрагивает легко от его тона и жаркого дыхания по коже. И от того, как легонько сжимаются пальцы на животе.

– Не слишком поздно? Я думал, что мы будем спать, если честно.

– Хорошо, что Тиерсен еще может говорить честно.

– Я всегда говорю честно, – Тиерсен закрывает книгу, опускает ее на пол и поворачивается. Цицеро смотрит на него странно, отодвигаясь назад, и прижимает подушку к себе. – Мы говорили… немного о тебе и немного вообще о том, что происходит.

– Тиерсен сказал, что не хочет этого? Не хочет служить Богоматери, не хочет быть ее Избранным? – у Цицеро никогда не хватало терпения, когда дело касалось таких важных вещей.

– Я сказал… Я не хотел этого. Конечно, не хотел, а что ты думал, по мне не было видно?

– А сейчас? – Цицеро напряженно цепляется за это прошедшее время.

– Сейчас… Слушай, иди сюда, – Тиерсен протягивает руку, надеясь успокоить, но Цицеро отодвигается еще.

– Нет, Тиерсен, – он печально качает головой. О, если бы Тиерсен знал, как он хочет, чтобы все было так просто. Как он хотел бы не сжимать свою беретту под подушкой.

– Ладно, – Тиерсен кладет руку на постель и теребит кончиками пальцев край одеяла. – Сейчас… я не знаю. Честно? Это какое-то сумасшествие. Ну… все эти культы крови, благословения на смерть, Избранные… Это выглядит, как будто мы какие-то одержимые фанатики из маленькой деревушки. Приносим жертвы, верим в какие-то… наркотические видения, ждем явления Бога и сходим с ума. Ты не думаешь, что это выглядит… глупо? – Тиерсен решается сказать это, потому что он действительно чувствует себя сходящим с ума, и ему очень не нравится, что Цицеро как будто хочет этого, а не пытается его удержать.

Движение сильное и резкое, и Тиерсен вздрагивает, когда Цицеро хватает его плечо и придавливает спиной к постели, прижимая дуло беретты к его лбу.

– Это никогда не выглядело глупо! – шипит маленький итальянец, его поза удобна, нет точки, в которую безопасно можно ударить, чтобы заставить его потерять равновесие. И Тиерсен только смотрит напряженно, машинально рассчитывая, успеет ли он выбить пистолет до выстрела, и морщится, когда Цицеро упирает дуло сильнее, до того, что лоб начинает ныть.

– Убери пистолет, – Тиерсен говорит сдержанно, он не уверен, что может что-то сделать прямо сейчас, но не собирается показывать это. – Не заставляй меня делать тебе больно.

– И что Тиерсен сделает?! – тон у Цицеро совершенно истеричный. – Ни-че-го! Ничего! И кто теперь выглядит глупо?!

Тиерсен ощущает жесткое напряжение в воздухе и понимает, что все-таки просчитался в очередной раз, расслабился опять, слишком доверчиво. Интересно, он когда-нибудь запомнит, что нельзя расслабляться ни на секунду, когда рядом с тобой дышит и ходит опасный убийца, способный сорваться от одного нечаянного слова? Это все бессонница. Легко сваливать собственную глупость на бессонницу. Потому что если бы где-то было устроено соревнование по тому, кто чаще наступает на разложенные грабли, Тиерсен бы точно занял первое место.

– Тиерсен может только говорить теперь! Говори! Говори-говори-говори! – Цицеро кричит, и Тиерсен чувствует капельки его слюны на своей щеке и легкую головную боль, переходящую на виски.

– Что? То, что ты хочешь услышать? – Тиерсен старается быть осторожным, ему не хочется сказать что-нибудь еще, от чего Цицеро придет в ярость, но он слишком напряжен в последнее время и тоже имеет право злиться. – Ты хочешь, чтобы я лгал тебе. И либо я буду это делать, либо ты меня пристрелишь. Отлично, мать твою. Вот это точно тупо.

– Это другая вещь, – говорит Цицеро после короткой паузы, и Тиерсен по резко сменившемуся тону понимает, что он не задумывался над этой стороной вопроса.

– А по-моему, именно эта. Убери пистолет, и мы поговорим.

– Нет, Цицеро хочет, чтобы Тиерсен сказал сейчас! Чтобы он сказал это, даже если получит пулю в свой упрямый лоб! – маленький итальянец снова повышает голос. И Тиерсену это совсем не нравится, ему вовсе не импонирует такая… летальная система наказаний за неправильные ответы. Но он решает рискнуть.

– Ладно, все, как ты скажешь, – говорит раздраженно. – Я не хочу больше видеть, как ко мне приходит кровожадная Матерь Божья с отваливающимися от тела кусками гнилой кожи, – Тиерсен почти физически чувствует, что пуля сейчас раздробит кость и пробьет его мозг насквозь, оставив дырку в подушке и темное пятно на наволочке, но уже не может остановиться. – Я не хочу никаких галлюцинаций, не хочу никаких криков в голове, не хочу никаких снов, в которых мне диктуют, что делать. Я не хочу просыпаться потому, что в очередном сне я заперт в ебаном железном гробу, не хочу – потому, что я просчитался и воткнул нож в твое ебаное горло. Я не хочу ничего этого, – как же он устал, и как это все не вовремя. Бывают такие моменты, когда измученный зверь бросается на человека, даже если хорошо осознает, что у того в руках оружие. И это тот самый момент.