Я был капитаном Фицроем

— Вы еще не оправились от операции, Вам нужно отдохнуть, не думайте ни о чем, успокойтесь, у Вас был сильный стресс, это пройдет, память к Вам вернется. Сейчас я сделаю Вам укол, Вы поспите.

27 августа 2003 года

Мне стало лучше, я уже могу вставать, ходить по каюте, фрегат «Капитан Кук», на котором я нахожусь, по прежнему стоит на рейде, я пытаюсь осознать свое положение, вспомнить все, что произошло, но в памяти какая-то каша, то я вижу себя на палубе корабля, то за штурвалом самолета, я не знаю, кто же я на самом деле? Все события проходят передо мной какими-то обрывками, не складываясь в цельную картину, дата на календаре кажется мне странной, я помню другую дату, я словно живу одновременно и в средние века и в начале двадцать первого века.

Мне принесли газеты, из которых я узнал, что 16 августа над Черным морем во время проведения учений НАТО совместно с Украиной, российские средства ПВО сбили украинский самолет, принимавший участие в учениях. Газеты пестрели заголовками: «Агрессия России по отношению к Украине», «Россия грубо нарушила международное право», «Мир стоит на пороге Третьей мировой войны», «Призвать агрессора к ответу!», «НАТО не оставит Украину наедине с агрессором»; газеты были американские, английские, немецкие и украинские, что писали об этом в русских газетах, я не знал, русских газет мне не давали.

Мне говорят, что пилотом этого самолета был я, и будто имя мое — Андрей Николаевич Фирсов, капитан военно-воздушных сил Украины, но мне кажется, что зовут меня Джеймс Фицрой, и это имя мне гораздо ближе, чем то, которым меня называют. Сказали, что скоро меня передадут в украинский госпиталь для дальнейшего лечения. Это мне сказал доктор, который делал мне операцию.

— Ваше физическое состояние не вызывает опасений, — сказал он, — но психика Ваша еще не восстановилась, Вы по-прежнему не можете вспомнить свою жизнь?

— Я пытаюсь, но лишь какие-то обрывки воспоминаний наполняют память мою, я будто живу в двух реальностях одновременно, в той, где я был корсаром, капитаном Фицроем, и в этой, нынешней. Я напрягаю память, пытаясь восстановить все события моей жизни, но это вызывает лишь мучения и боль, картинки из двух реальностей смешиваются, я даже мыслить не могу однозначно, я думаю одновременно и на русском и на английском языке, ни одну мысль не могу я завершить. Вот и сейчас, я говорю с Вами по-английски, а где-то в глубине памяти звучат русские слова, не давая завершить фразу.

— Попробуйте расслабиться, не напрягайте память, отдайтесь течению Ваших мыслей, иногда не стоит бороться с волнами, если цель не ясна, лучше бросить весла и плыть по течению, оно само вынесет Вас к цели. Попробуйте записывать Ваши воспоминания, сперва записи эти будут отрывочны и не полны, но впоследствии они соединятся в четкую картину, главное не мучить себя. Ведите дневник, записывайте все, что придет в голову, но не старайтесь вспомнить то, что не можете, все придет само, со временем. Учения закончились, завтра мы придем в Одессу, Вас отправят в военный госпиталь, я уверен, все будет хорошо.

Побег

Леди Инесса медленным шагом прогуливалась с лордом Бэконом по аллее сада, они направлялись к беседке, адмирал, выслушав рассказ леди Инессы, остановился, повернулся к ней и, глядя ей в лицо, с нескрываемой иронией произнес:

— Насколько я понял Вас, дорогая леди Инесса, Ваши чары оказались бессильны? Любовь прекрасной дамы не прельстила скитальца морей?

— Напрасно иронизируете, адмирал. Ненависть бывает иногда сильнее любви, капитан Фицрой ненавидит Вас, и никогда не возьмет на себя Вашу вину.

— Я это уже понял, миледи, но у капитана есть один существенный недостаток, несмотря на то, что он ненавидит своего начальника, он любит свою Родину, он предан своей королеве, и ради Англии и королевы сделает то, что никогда не сделает ни ради Вас, ни ради меня.

Они подошли к беседке.

— Прошу Вас, — адмирал сделал жест рукой в направлении беседки и отступил, пропуская леди Инессу вперед.

Леди Инесса вошла в беседку и, придерживая рукой платье, села на скамью, адмирал сел напротив и продолжил свою речь.

— Нужно убедить капитана в том, что атака французского военного корабля английской эскадрой, предпринятая адмиралом, — это серьезный повод к войне, а если на французский корвет напал корсар, то это, всего лишь досадное недоразумение. Конечно, адмирал Бэкон негодяй, подлец, он заслуживает наказания, но дело не в нем, от решения капитана Фицроя зависит судьба Родины.

— И кто же станет убеждать в этом капитана? Неужели Вы, адмирал?

— Ну, нет, я с подобной задачей не справлюсь, этим займется духовное лицо, священник, пастор Штерн. Он неплохой психолог, и, надеюсь, сумеет найти в душе нашего отважного капитана нужные струны.

— А если и он не сумеет убедить капитана?

— Тогда мы его повесим, объявим, что это именно он атаковал французский корабль, и повесим без суда и следствия, это будет не совсем убедительно, но мертвые не умеют оправдываться, и никто не опровергнет обвинения в адрес капитана Фицроя.