Я дрался с бандеровцами

– Командира соединения – Одуху – лично видели?

– Нет. Я своих командиров бачил, а больше никого. Мое дело, що командир сказал и куда послал, туда я и шел.

– Доводилось вам подрывать поезда?

– Поезда подрывала отдельная группа подрывников. Местные хлопцы, но обучены подрывать поезда. Як идуть на железку, дают им охрану. Те подорвали паровоза да и ушли. Там привилегий никаких не было. Як в армии. Приказ и вперед!

– В вашем отряде было много женщин?

– Были, санитарки, их с южных областей принесло.

– С кем больше воевали, с немцами или с бандеровцами?

– И с теми, и с другими. Со всех сторон не давали проходу, только поворачивайся.

– Ваше село – какое было?

– Наше було красное.

– В нем был истребительный отряд?

– Уже после войны организовали. Туда пацаны подались, молодые совсем. Жинка с другого села пошла косить ли, жать ли, не помню. Ну и попросила командира истребительного батальона, щоб дал подмогу. Он выделил девять человек. Кто-то доложил бандеровцам, так семь человек забили в поле… Двух ранили. Те, що ранили, выжили, а тех семерых похоронили тут, в селе на кладбище. Вот в такое время мы жили, як теперь в тому Киеву…

– Доводилось видеть «схроны» бандеровцев?

– Що их видеть? Вон они за теми горбами. (Показывает через окно на холмы. Расстояние примерно 500 метров. – Прим. ред.) Здесь и еще в одном месте. Но сейчас нема ничего, «загорнули» все. В 46-м брали песок, дорогу строили.

Все рядом. Один брат в партизанах, другой – в бандеровцах. Но в партизаны у нас мало пошло. Ну, человек двадцать, не больше. Бандеровцев больше было. Як «колгосп» организовали, то там кто имел трошки земли больше, то сильно обижался, когда ее забирали…

– В вашем селе жили евреи?

– Поначалу да. Потом трохи убежали, а трохи побили. И немцы их били, и бандеровцы. У нас тут на хуторе жило шесть семей евреев. Так бандеровцы всех взяли, щоб они им обувь шили и ремонтировали. А после всех побили. И деток, и старых – всех…

– А вообще, на Волыни кого больше было? Ваше мнение.

– Полесье стояло за Россию. А туда вниз, Львовщина и прочие – за бандеровщину. Як было, так оно и осталось. Поляки отдельно держались, у них была своя «партизанка».

Помню, возле Буга у дороги канава была, а через нее мосток. Так мы оборону держали на той канаве. До мостка наши стояли, а с другой стороны поляки. Так мы за Буг и не прорвались, немцы крепко оборону держали.

Як пришла Красная Армия, мы смогли выйти с окружения. Армейские забрали у нас оружие, начали обучать. Два дня обучались. А тут наши командиры, а может, и сам Одуха, дознались про це. Приехали, говорят: «Що ж вы делаете? Им же ж треба документ выдать, где они воевали и как. Обратно разбирайте свое оружие, все на поезд и в Переспу!» В Переспе (30 километров от Луцка) спрашивают: «Кто специалист?» Ну, я столяркою занимался, сказал, що столяр. Столяра там, машинисты и другие специальности по железной дороге – нас в Сарны на стройку, на восстановление хозяйства, а остальных обратно на фронт, под Ковель. Там, в столярной «майстерне» (мастерской) я три роки пробыл. Потом пустили до дому.

– Вас наградили медалью «Партизан Отечественной войны»?

– Давали. Як советская власть пришла, получил. А потом тих медалей надавали сотни. А як по лесам бегали, так я не бачил, щоб кого награждали.

– Бандеровцы в село вернулись после войны?

– Из нашего села некоторые, що были в бандеровцах, после войны вернулись. Их Шишка в отряд собрал, отправил туда в Сарны на стройку. Но они все утекли. С нашего села на стройке четверо осталось, я и еще трое. Не знаю, есть ли сейчас кто из «бандер» в округе. Вряд ли… Самых матерых побили, а остальным тут не разрешили жить. Они уехали отсюда, а их семьи выслали с села. Кто занимался агитацией – тоже выселили. А тогда их было богато здесь. Потом Сталин дал указ, що буде всем прощение, кто выйдет из леса. Тут их много вышло. Некоторые пошли в армию по призыву. После армии кто вернулся, кто – нет. Так що тут нема никого с тех бандеровцев. К 55-му их всех вычистили…