Я дрался с бандеровцами

Львов, конечно, всегда отличался не только активностью оуновского, но и вообще националистического движения в целом. В основном тогда проблемными областями считались Львовская, Тернопольская и Станиславская, ныне Ивано-Франковская. Это, можно сказать, самые такие «отпетые» районы. Про Дрогобычскую область, когда я служил, особо не было слышно, чтобы там происходили какие-то серьезные события. В Ровненской и Волынской областях тоже долгое время сохранялась напряженная обстановка. Но главное, конечно, это Львов и Ивано-Франковск…

– В ваших четырех селах были «истребки»?

– А как же? Там почти в каждом селе были «истребки». Мы с ними периодически контактировали. Но среди них попадались довольно сомнительные личности. Честно признаться, мы не особенно это движение одобряли, потому что бандиты их часто грабили. Нападут на них, излупят, отберут все оружие и уйдут в лес.

– То есть бандеровцы не убивали их?

– Ну, если знали уже, что кто-то из них действительно за нас или в чем-то проявлял активность, то могли и убить. А так, обычно просто побьют… Эти «истребки», им горя никакого не приносили. В этом плане толку от них ни на грош. Их задача была проста: сторож в продуктовом магазине или охрана сельской рады, по-нашему сельсовета. Ну, в лучшем случае самозащита.

– А могло быть так, что «истребки» самостоятельно ввязались в бой, а вы подошли к ним на помощь? Или наоборот, они бы вам помогли?

– Нет. Максимум, что они могли, это только позвонить в район и сообщить о каком-то уже совершившемся бандпроявлении: «Этого убили, того избили, ограбили, магазин сожгли…» Телефон в селах уже появился, поэтому позвонить они могли.

– У вас были знакомые среди «истребков»?

– Нет. Нам такая задача не ставилась. И потом, это было почти невозможно. Хотя мы к ним нередко заходили домой, но на сближение они не шли. И мы местным не доверяли, и они особенно к нам не стремились.

– Убийства участковых часто происходили?

– Среди участковых уполномоченных большие потери были в основном в первоначальный период, после того как прошел фронт. Это 44-й год, начало 45-го. Когда я уже, будучи оперативным работником, после венгерских событий вернулся из-за границы в Прикарпатский военный округ и непосредственно в сам Львов, то там мне запомнился один момент.

Шел 1956-й год. Я работал в контрразведке во Львове и в числе других объектов обслуживал Львовский аэропорт. Он тогда считался международным. На линиях работали самолеты Ил-14, Ил-12. Дальность их полета по сегодняшним меркам была невысока, и им довольно часто приходилось заправляться. Допустим, идет борт Вена – Москва. Так он сначала в Праге посидит, потом у нас во Львове, дальше в Киеве, и таким образом до Москвы.

По служебным делам мне приходилось практически ежедневно встречаться с ребятами из 2-го отделения УКГБ. У них свои интересы, у меня свои. Поэтому приходилось часто контактировать… Каждую неделю я заезжал во Львовское управление КГБ, которое тогда размещалось в новом здании серого цвета.

В холле, возле дежурного, мне запомнилась такая высокая стена. Она вся была увешана небольшими портретами сотрудников оперативного состава, погибших в послевоенный период. Там этих портретов висело около сотни. И это не участковые, не милиция, а только сотрудники МГБ!

А почему так получилось? Потому что в начальный период, когда проходили большие общевойсковые операции против немцев, о количественном составе Украинской повстанческой армии не имели понятия. Дошло даже до того, что они убили маршала Ватутина…

Тогда оперативный состав не имел под рукой таких войсковых групп, как моя. Им крутись не крутись, но в село как-то надо идти, с людьми разговаривать. И все это часто заканчивалось печальным исходом. А вот когда уже изменили тактику и оперативный состав получил силовую поддержку, то они уже шли с нами в это село за милую душу. Понятное дело, десять штыков его охраняют и создают ему возможность спокойно заниматься своей работой.

Например, как мы делали? Вот в какой-то момент Башкиров мне говорит: «Дима, давай остановимся. Пусть ребята отдохнут, а мне кое-что надо поделать». – «Ну, давайте. Надо, так надо». Ему я всегда пойду навстречу.

И поначалу он привлекал только меня. Получается, что я у него, образно выражаясь, знал всю эту подпольную кухню. Ему тоже удобно – не надо лишний раз объяснять. Понимали друг друга с полуслова.