Он сидел на камне, в тлеющей вечерней дымкой предгорной долине. Одетый в черные одежды, с кинжалом на поясе и ружьем на коленях, напомнил мне традиционный вид грузина лет за сто, а то и больше, до рождения Станислафа – подобного вида фото горцев он видел в школьном учебнике. Голову Мераба покрывал платок – и это мне было знакомо, как и повязка на лице Мераба, до глаз: воин! Одной рукой Мераб удерживал рядом гнедого коня под седлом за узду. Два голубя, головами вниз – подвязаны к седлу, и кровь капала с клювов на землю. В лучах заходящего солнца Мераб и конь смотрелись и романтично, и угрожающе.
- Оставь Лику, Мераб… – скорее, потребовала, чем предложила Марта.
Рука воина взметнулась от ружья к злым, но раздумывающим над чем-то глазам…
…Она нужна нам, тебе – нет.
Мераб перевел взгляд на Марту – он готов ее выслушать.
- Лика уравняет в нас то, что твое: слепую ярость, гордыню и твой немощный ум. …И не маши руками! – прикрикнула она на Мераба. – Хочешь сгореть – сгорай! …Без нас! Только знай: ненависть трухлява, – Марта растерла в пальцах то, что имела в виду – если боится за себя. А ты, как я понимаю, себя боишься в ненависти, и это твоя сила – она-то тебя и поджарит…
- Вы мешаете охотиться!.. – рыкнул воин и цокнул прикладом ружья о землю.
- Мы пришли спасти тебя, Мераб – вмешался я. – Зря ты полагаешь, что забытье Вселенной – одни лишь бесчувственные виды и формы…
Не преследуй свою жену. Ты нашел ее, а мы ее откроем… И ты сможешь ее видеть…
Воин не дал мне договорить – будто и не сидел на камне, вскочил на гнедого и, бросив нам из седла – «Не потеряйте Лику!», ускакал.
Оставшись вдвоем, я обратился к Марте с тем, что ее мысль об уравнивании в нас положительной энергии чувствований с теми, что утяжеляют, может сработать и даст нам еще немного земного времени.
– И не только запас земного времени…, – ответила Марта, продолжая смотреть в сторону ускакавшего на гнедом Мераба. – Вечность вернет нам, кто этого захочет… – уточнила она, повернувшись ко мне и забрасывая мне на плечи руки, словно до этого танцевала со мной, – … то, что задолжала нашим телам при жизни…
Откинула чуть голову назад, прогнула спину – я не ошибся: изготовилась к танцу, – и придала лицу загадочности, а взгляду смирение.
…Я хочу тебя в море!.. – выдохнула мне в лицо, – в твоем море… И прямо сейчас!
И мы оба, не сговариваясь, закрыли глаза.
…Лика ничего нового для нас не рассказала из того, о чем нам, раннее, поведал ее муж. Немного – о себе: выросла без отца, жили бедно, оттого тяжело и безрадостно; старший брат, отслужив срочную службу в СА, остался в Тбилиси, позже помогал ей и маме, звал Лику к себе, да она не решилась на переезд, хотя и мама на это уговаривала.
- Нигде дальше окрестных сел я не была, потому и не решилась поехать к Михо. …Жалею? Нет! Село – одна большая семья, и в гости мы не ходили. Вместе работали, вместе отдыхали, а был повод для веселья – вместе и веселились. Мне нравилось быть у себя...
С Мерабом, может, и встречались, но я его не помнила. Вышла за него замуж – от него и узнала, что соседи. У нас ведь как: от соседа до соседа, порой – с утра и до вечера пути. И ногами нужно идти, и лошадью скакать.
Поначалу мне было все равно: полюбит меня Мераб или нет, полюблю ли я его – мама моя очень хотела, чтобы я имела свою семью. Она постоянно мне говорила – одной хорошо, когда спать очень хочется, и ничего больше, только в холодной постели сны замучают, и не выспишься! Вот и перестала я спать – снов плохих боялась!..
В голосе Лики я не улавливал интонаций. Ровный голос. Хотя чувства выдавали взгляд, убегавший от боли, и ее пальцы, постоянно что-то теребившие в одежде. На вид ей было за двадцать пять, если не больше. Тело прятали темные одежды, и волосы тоже спрятаны под платок. Не показалась – точно: волевая натура, гордая осанка. Уверенная в себе женщина гор, оттого и голос ровный. Лазурные глаза под черными бровями придавали ее лицу лишь бледную холодность, но это, скорее, объяснялось пережитым и переживаемым сейчас, а еще нелюбовью к Мерабу – имя мужа она произносила явно вынужденно и с осторожностью немого нежелания о нем говорить.
- Откровенная сама с собой и, ко всему, честная в своих откровениях с людьми…, – тихо сказала мне Марта, – и это Мераб признал в ней как отказ ему в чувствах. А он самолюбив!..
- Главное – она его не боится.
- Да, она об этом мне тоже сказала.
- Значит, нам пора собраться всем вместе, чтобы обсудить, как нам поступить дальше, – подытожил я наш с Мартой шепот.
Мы подозвали Нордина – он отправился к Агне. Марта сообщила о наших намерениях Лике – та лишь кивнула в знак согласия. Отошла, остановилась у подножья горного выступа и прижалась к нему спиной. Солнце слепило ей глаза, она чуть склонила голову. Оторвала от земли одну ногу, подала колено вперед, опершись о выступ, и спрятала руки за спину – ее поза ожидания встречи со своим земным прошлым сказала нам, что это произойдет здесь, над ущельем.