Где нам собраться, особой роли не играло, однако, по-видимому, здесь Лика, предаваясь уединению, успокаивала душу. Поэтому, Марта и сказала ей:
- Дождись, мы скоро!..
«Скоро» в Вечности – возможность собраться всем и сразу.
Был полдень – солнце высоко над головами. Над ущельем кружили яркие птицы, много птиц. Кружили, молча и плавно, будто не хотели мешать предстоящему разговору душ. И будто они и есть парящие под облаками души, а мы – их голоса.
Мераб, все тот же воин с повязкой на лице до глаз, увидев Лику, не подал виду. Лика – в том же положении, с выражением лица погруженной в себя женской печали и материнской скорби. Агне была не похожа на себя: глаза пугливы, взгляд блуждающий, движения скованы рассеянностью или нерешительностью, если не страхом. Марта и Нордин, присев на камни, смотрели в мою сторону.
Почему все ждали слов от меня, имело простое объяснение: я строил лабиринт. Никто из душ мне в этом не мешал, наоборот, со мной объединили свои личные пространства Нордин, Марта, Агне и Мераб. Но никто из душ и не строил собственный. Все чего-то ждали. Пугала неизвестность: а что – потом?! И вчетвером, за исключением Мераба и Лики, мы думали над этим, проживая новые для нас чувствования. Покинуть объединенное пространство тоже никто не торопился. Только все мы знали об условиях нашего пребывания в Вечности: если души сами не примут решения, в ком или в чем продолжить земную жизнь, за них это сделает Вселенная.
- То, что сейчас внутри нас растет и требует объяснения себя, станет расти и в вас, – обратился я, прежде всего, к Мерабу и Лике, – как только вы объедините свои личные пространства с другими душами. Мы не знаем, что оно с нами сделает, это чувственное нечто. Есть лишь предположения – их мы оговаривали вчетвером. Теперь нас шестеро. Вопросы те же: что оно с нами сделает, как это будет и когда? И еще: я – с вами, в личном пространстве Лики, но со мной ли вы в решении продолжить жизнь не в теле человека? Прежде отвечу, почему я не хочу этого!
Я не смог уберечь тело Станислафа от физической смерти, и не хочу повторения, случившегося, в ком-то другом. Если бы я даже знал, чего мне не хватило, чтобы острый лимфобластный лейкоз не разрушил его тело и не превратил юношескую кровь в яд, мой выбор – нулевой уровень Вечности, а не первый. Нам открылись знания о причинах смерти людей – они не берегут свои тела, а микробы и вирусы атакуют всегда и повсюду, – но их души заболевают раньше…
- И что нас сейчас переполняет – это не болезнь! Я правильно понимаю? – спросил Нордин.
Ему ответила Марта:
- Больше да, чем нет.
А я продолжил:
- …Кто из вас намерен строить свой собственный лабиринт? …Понятно! Тогда, кто какой для себя уровень выбрал?
Души, одна за другой, ответили, что выбрали для себя тоже нулевой уровень – Мераб отмолчался.
…Еще спрошу, по-школьному – мне это ближе: подымите руку, кто на нулевой уровень отправиться со мной, хотя, честно, не знаю, как на него пройти?
Пять рук сразу просигнализировали о такой готовности, Мераб поднял руку последним – ждал решения Лики.
Я не рассчитывал на единодушие, тем не менее, шесть душ, поднятием рук, объявили себя командой. Нужны ли нам еще души, – об этом я и спросил у всех.
- Еще одна Агне или Лика…, и я снова утону, – отозвался первым Нордин.
Малаец не иронизировал – выглядел уставшим и не таким высоким, каким был на самом деле. Грустным, тяжелым, вроде, и эта внутренняя тяжесть, как ни странно, гнула его к земле. Марта ничего не сказала, но ее взгляд не был безмолвным: не знаю! Мераб приучил нас к безмолвию, а Лика лишь пожала плечами. Ответила Агне, нервно, потому и очень громко:
- Не нужен нам никто! Закрой лабиринт!
Взгляд Марты спросил у меня: нужны или не нужны? Меня же заботило другое: почему ничего неизвестно о нулевом уровне, и главное – как на него выйти?
Я закрыл глаза и переместил всех на Детский пляж Геническа.
Семилетним Станислаф ступил на этот жесткий сероватый песок, прикипел мной, своей душой, к мягкому бирюзовому морю, пять лет прожил как геничанин и как одного из них его тело предали земле на берегу озера Сиваш, что в девяти километрах отсюда.
Отсюда я и начну путь – снова на Землю. Хотелось, чтобы земная удача не повернулась ко мне спиной хотя бы в этот раз. Только не о везении речь: родиться человеком – вот это настоящее везение! И мне повезло быть Станислафом Радомским, пусть и недолго с его телом мы были едины в проявлениях интеллекта. И все же, все же… А его ранимость, – ведь это какая глубинная чувственность! То же самое, что глубина ума. А он, помню, корил себя за то, что не мог взять в толк: что от чего нужно отделять, чтобы измерить глубину своего ума? Ведь для него все было и главным, и необходимым – таков его возраст! И в этом возрасте мне нужно пройти лабиринт и провести по нему доверившиеся мне души. Интуитивно ничего не предугадывалось, кроме того, что чувственная энергия – выход на нулевой уровень.