Я. Философия и психология свободы

Термин – это бог межей древних латинян. Когда я в юности узнал об этом, то удивился: какое отношение имеет лингвистика к земледелию? А потом понял, что слова подобны шпалерам в поле: они делят язык на части. И каждое слово «столбит» под собой некоторый участок наших ощущений. Термин занимает некоторую область в языковом поле, содержа разные смысловые оттенки. В этих оттенках мы и запутали наш язык так, что едва понимаем друг друга.

В большинстве древних языков числа не имели специального алфавита, который привычен нам и уже не вызывает дополнительных ассоциаций в уме: 1,2,3... – это 1,2,3…Но в примитивных языках числа выражались буками или даже словами. Именно так возникла магия чисел-слов (например, эонов в гностицизме или сфирот в кабалистике). За числом видели некую силу. Оно, число-имя, имело зрительное символическое воплощение. Вся интернациональная практика заклинаний, молитв, песнопений, мистерий с ритуальными знаками берет начало в мистическом отношении к языку. В сущности, это предполагает, что на физическую реальность можно воздействовать с помощью языка. В начале было Слово…Но никакими заклинаниями не отменить законы природы. Более того, с точки зрения того, кто эти законы создал, всякая молитва к Небу о частной отмене их есть высшая степень религиозного неуважения и мистического хамства.

Магия числа-слова популярна и поныне в спиритуалистических кругах. Нет, пожалуй, такого духовника, который не любил бы символы, тайные знаки, магические числа. Круги, треугольники, кресты, звезды, свастики, пентаграммы, пирамиды. Вы чувствуете влечение к ним? Впрочем, речь здесь не об этом. Фактически, все успехи науки – это успехи Языка в нашем коллективном Разуме. Или наоборот: успехи нашего разума в познании реальности посредством языка. Эти успехи тем больше, чем лучше проведена языковая конвенция, когда все термины имеют точное значение. Для этого и придуманы логика и «бритва Оккама». Но когда нам не хватает языка, мы все становимся мистиками. Как же научиться «правильно говорить»?

Беда еще и в том, что за пределами этих небольших формализованных (научных) зон мы продолжаем пользоваться словами так, будто у них есть точный смысл. Более того, мы пользуемся ими так, будто этот смысл всем известен. Я говорю: стул, - и полагаю, что все понимают, о чем идет речь. Затем я говорю: свобода, - и полагаю, что с этим тоже нет проблем. Но стул и свобода – не равнозначные термины. Достаточно послушать спор двух людей, независимо от степени их учености, чтобы заметить: эти двое (даже если искренне хотят услышать друг друга) говорят на разных языках. Понимают ли они друг друга? И возможно ли вообще меж людьми общение, которое лишь подчеркивает степень их внутреннего отчуждения (по выражению кого-то из мистиков – Бергсона или Ясперса)? Не живет ли каждый из нас в своем и только в своем самосознании, где он – бог, воздействующий заклинаниями и молитвами на окружающий его мир? И поэтому «нам сочувствие дается, как нам дается благодать»?

Частью свободы этого бога неизбежно оказывается его отчуждение от других. Некоторые поступки окружающих мы считаем дурными, недостойными или вообще недопустимыми. Но на наши наивные замечания человек отвечает чаще всего не раскаянием и сожалением, а неприязнью, презрением или недоумением. Что нам от него нужно? Он не желает терпеть наши поучения. Но ведь мы вынесли свой суд ему не просто так. Это продолжение наших ценностей, которые мы взращивали в себе десятилетиями в соответствие с нашим пониманием истины. Однако, этому человеку совершенно безразличны наши истины, а значит – и мы сами. И тогда заповедь «не судите – и не судимы будете» принимает совершенно особенный смысл. Я не сужу этот мир, поскольку он игнорирует мой суд, а я игнорирую его. Что мне Гекуба? Что я Гекубе?

«Что есть истина?» - спросил Пилат, и вопрос повис в воздухе претории, будто ухмылка чеширского кота. Мы ищем истину не для того, чтобы усложнить себе жизнь, а для того, чтобы облегчить ее. Если бы невежество было сопряжено со счастьем, кому понадобились бы знания? Поэтому на вопрос Пилата, наверное, можно ответить так: истина – это другое имя свободы. «Истина сделает вас свободными», – именно так заявляли апостолы, присвоив себе истину.

Так что значит быть свободным? Где кончается свобода человека?

Быть может, Свобода = Одиночество?