Я иду искать

Я вошла в тёмную гостиную, набитую уродливой, но крепкой мебелью, которая в конце пути всегда оказывается в съёмных домах, и ощутила дежавю, хотя ни разу в жизни не заходила в домик Спрайта. Было темно — панорамное окно было завешено плотным, серым одеялом, но, когда глаза привыкли, я увидела, что Ру смотрит на меня большими, мокрыми глазами, сердитыми и вместе с тем обиженными. Вполне в её стиле.

— Не могу поверить, что ты заставила меня ждать так долго. Тем более с учётом всего.

— Хватит, — сказала я тем тоном, каким требовала Мэд перестать противно щёлкать ложкой по зубам, когда она ест овсянку. — Никакая ты не Лолли Шипли.

Глаза Ру, глаза раненого зверя, засверкали.

— Как ты можешь такое говорить? Я всё видела…

— Не из автомобиля. Пластическая хирургия — не машина времени, Ру, — сказала я многозначительно и строго. — Тебе, я так понимаю, под сорок.

Повисло напряжённое молчание, а потом Ру выпрямилась. Вся мировая скорбь слетела с неё, как плащ. Я почти видела, как она упала к ногам Ру. А злость осталась.

— Мне не сорок, — прошипела она. — Я могла бы легко…

— Лолли Шипли погибла, — перебила я. Грубо. Резко. Глядя ей прямо в глаза. Не хватало, чтобы дрожал мой голос.

Мои слова сбили с неё спесь.

— Вот чёрт, — сказала она. — Когда?

— Ей было пять. Она утонула, — сказала я так спокойно, как только могла в таких обстоятельствах.

— Ты, мать твою, издеваешься? — прошипела Ру, разозлившись уже по-другому. Как будто эта информация её не убедила. Она смотрела на меня, выжидая.

Я не хотела больше говорить ни слова. Меньше всего хотела вручить ей ключи от сейфа, в котором хранилось моё чувство вины.

После смерти миссис Шипли мистер Шипли стал совсем плох. Запил. Потерял дом, работу. Они переехали в Милтон, штат Флорида, в паршивый район, в котором только и было хорошего, что общий бассейн.

Пропустив детали, я просто сказала:

— Малыш, Пол, в двухлетнем возрасте упал в бассейн. Лолли прыгнула вслед за ним. Хотела спасти маленького брата.

Я сказала эти слова как можно более сухо. Я не стала говорить, что мистер Шипли в это время спал на лежанке в четырёх футах от детей. Не сказала, что он пил. Я перестала говорить, перестала думать. Таковы были правила — не думать о Лолли, не думать ни о ком из Шипли — и вплоть до этого момента мне удавалось. Синева. Пузырьки. Я отпустила её туда, под воду.

Там было совсем неплохо. Там я чувствовала себя как дома. Я задержала дыхание, вдохнула, выдохнула. Было так странно рассказывать эту историю, когда мой сын спал в комнате невинным сном.

Ру отвернулась, промычала:

— Вот чёрт! Я должна была это учесть.

Она отвернулась к лестнице на другой стороне комнаты. Пока она стояла ко мне спиной, я с силой протёрла глаза, но, когда вновь подняла их, ощущение дежавю только усилилось. И всё-таки я здесь никогда не была. Не в этом доме, и уж точно не в этой ситуации. Может быть, она показалась мне знакомой, потому что я ждала её, ждала той или иной правды, все годы покоя колебалась между надеждой и страхом.

— Я не знаю никаких Ру, живших по соседству. Это фамилия мужа? — спросила я, когда она вновь повернулась ко мне. Её план провалился, но она видела меня за рулём. Она мёртвой хваткой держалась за моё прошлое, а значит, и за меня.

Прошло много времени, прежде чем она ответила, и её выражение лица было в точности такое же, как моё. Она пыталась понять, как много можно рассказать мне.

— Неважно. Ты знаешь, что я там была. Ты знаешь, что я видела, — она подошла ко мне, обойдя коляску Оливера, и мы оказались лицом к лицу. — Ты знаешь достаточно, чтобы дать мне то, чего я хочу.

— И чего же? — спросила я, хотя была абсолютно уверена в ответе.

Ру улыбнулась.

— Раздевайся, — сказала она таким тоном, будто это было очевидно. Я скрестила руки на груди, инстинктивно пытаясь себя защитить.

— Я этого делать не буду, — мой голос был смущённым, но решительным. — О деньгах я говорить согласна, но об этом…

Ру хихикнула.

— На твоё целомудрие никто не покушается, Орлеанская дева. Давай. Я тебе уже сказала — я нормальной ориентации.

Я сглотнула. Она сама в этом спортивном костюме была почти раздета. Я отметила гибкую талию, прекрасная грудь под прозрачной майкой. Ощутила лишние четыре килограмма, которые прибавила после родов. Они ощущались как сорок, когда я смотрела на холёные мускулы её рук и ног, даже подтянутого живота. В этом мягком свете казалось, что ей не больше тридцати. При виде неё я словно вернулась в прошлое. Туда, где была юной Эми с её жадностью и трусостью — то и другое уже покрылось плесенью от старости, но все ещё было живо. Я заставила себя смотреть ей в лицо. Не в прошлое.

— Тогда зачем? — настаивала я.

Она закатила глаза, голос у неё сделался скучающий и нетерпеливый.

— Я должна удостовериться, что на тебе нет жучка.

— Жучка? Чтобы записать всё это? — спросила я. Меньше всего мне хотелось записывать любой из наших разговоров.

— Так бывает, — сказала она. Подошла к видавшему виды столу со стеклянной крышкой, достала айфон. Повертела в руках, включила джаз. Я услышала дребезжащий, далёкий голос.