– Дорогой, тебе пора подстричься, – ласково промурлыкала Венди.
Ещё раз зевнув, Джеймс вытащил из ящика свои ножницы с золотыми колечками и расчёску и без комментариев протянул их Венди. Потом он повернул свободное кресло к себе, опустился на него наоборот, удобно облокачиваясь грудью на мягкую бордовую спинку, и глубоко вдохнул аромат еловой ветви, оказавшейся прямо у него под носом.
– Ты как себя чувствуешь?
– Честно – устал. Мерзавец замотал меня чуть не до смерти, взбесил так, что я едва смог остыть, бросил догонять его, когда уже почти отказывали ноги. Чёртов гад, вечно ему всё сходит с рук. Сказал, что если бы мама (тут Джеймс горестно скривился, как если бы его вдруг пырнули в сердце ножом, но изо всех сил постарался продолжить в более или менее весёлом тоне) не объявила выходные, то он бы непременно скормил меня Анаконде. Так что, спасибо тебе за передышку! Почему он всё время хочет меня кому-то скормить?
Венди заметила его выражение лица, конечно, но тоже продержалась молодцом:
– Не надо было тебе вчера встречать меня у пещер… – улыбнулась она, – я бы добралась, как обычно, ты бы забрал меня домой от наших камней, и вы с Пеном вообще бы не встретились.
– С тех пор, как на острове живёт проклятая Анаконда, я бы вообще предпочёл не отпускать тебя к негодяю. Сама знаешь.
– Знаю, – Венди вздохнула, придвинула к Джеймсу клавесинный пуф, села у него за спиной и принялась причёсывать чёрные пряди, которые в мокром состоянии доставали капитану чуть ли не до самой талии.
– Как всегда, по лопатки?
– Как всегда, по лопатки. Или длиннее, как тебе больше нравится, родная.
Ножнички с характерным свистом быстро загуляли вдоль широкой, исполосованной шрамами спины, придавая капитанским кудрям ухоженный вид и оформляя их срез в идеальную дугу.
– Готово! Иди, моё счастье, поваляйся на диване, отдохни, коли уж у нас впереди выходные. Надеюсь, на сей раз фокус с выходными растянется больше, чем на полторы луны. А если нет, значит, я объявлю «каникулы» и скажу, что это подразумевает не вступать в битвы как минимум сорок лун подряд.
– Думаешь, Пен умеет считать до сорока?
– Какая разница? Белка умеет, я назначу его ответственным, пусть контролирует, чтоб ни денёчка не пропустили.
– Предлагаю ещё подговорить его, как ты умеешь, любимая моя хитрая лисонька, чтоб он не каждый день засчитывал. Скажешь, не знаю, что если кто-то не искупался, то день не считается, например, или, что если они полезут в драку, то надо начинать счёт заново. Тогда у нас будет вечный отдых!
– Ха! Очень в стиле леди Крюк. Да, я могла бы…
Отодвинув шикарные чёрные локоны в сторону, Венди приласкала последний позвонок под линией роста волос и самозабвенно поцеловала его.
– Давай, милый, приляг, а я пока попрошу Сми подать завтрак.
– Повинуюсь тебе, моя леди.
Если бы не сто городов, а их было уже сто потому, что Гавр случайно забылся и выпал из списка, Венди бы ни за что не поверила, что провела в Нетландии уже около одиннадцати тысяч лун, правда, она и не знала об этом точно, – не следила. Большой же мир продвинулся вперёд лет на десять, сейчас снова было Рождество, но Венди особенно не считала, так как поняла, что не теряется во времени в отличие от Джеймса, а ещё потому, что это непременно приводило её к заключению «ей было бы уже столько-то», которое заставляло морщиться и держаться за живот.
Лишь трижды за эти годы после путешествия в рождественский Лондон бриг покидал Нетландию вместе с детьми, которые просились домой, а вот экипаж корабля с тех пор, за исключением Сми, Томми, братьев-канониров, Полли, Дохляка и Габи, полностью сменился раз пятнадцать, даже кок, – нынче у Джеймса работал мсье Жюльен, один из тех, кого, как и Венди, стёрло Управление Временными Изменениями, и кто успел поведать немного об этой странной организации до того, как всё забыл и превратился в обычного пирата, какие обитают на Весёлом Роджере. По крупицам, вытянутым крюком из всех таких новичков, Джеймс выяснил, что существуют параллельные вселенные, что есть некий священный таймлайн, предусматривающий отсутствие возможности их пересечения, и что тех, кто действует «не по сценарию», наказывает то самое УВИ. Некоторых берут туда на работу, некоторых сажают под замок, а некоторых – непокорных – стирают восвояси, и там, в УВИ, никто понятия не имеет, куда деваются стёртые, считается, что они умирают.