Я историю излагаю... Книга стихотворений

Поправляй меня, Родина! Я-то
поправлял тебя, если мог.
Сколько надо, меду и яду
подмешай в ежедневный паек.

У взаимного восхищения

нету, в сущности, перспектив.
Поправляй меня, коллектив!
Я не жду твоего прощения.

Четверть века осталось всего

веку. Мне и того помене.
И присутствовать при
      размене
комплиментов моих и его

не желаю и не хочу.

Это мне и ему некстати.
Лучше этот стишок вручу —
для архива, не для печати.

«Короткий переход из сна…»

Короткий переход из сна
в действительность сквозь звон
будильника. И вот она —
действительность. А сон
лежит разбитой скорлупой,
такой забытый и слепой.

Вам снился только что набат

или такой звонок,
когда вы с головы до пят
дрожите, со всех ног
сбиваясь, броситесь на зов
идущих сверху голосов.

Действительность же хороша

тем, что при свете дня
воочию узрит душа,
кто вызывал меня,
кто призывал и почему
и надо ли внимать ему.

И страшное во тьме ночной —

не страшно, а смешно,
и ничего ему со мной
не сделать все равно.
Не сделать ничего ему,
и солнце разгоняет тьму.

«Я — пожизненный, даже посмертный…»

Я — пожизненный, даже посмертный.
Я — надолго, пусть навсегда.
Этот временный,
этот посменный
должен много потратить труда,
чтоб свалить меня,
опорочить,
и жалеючи силы его,
я могу ему напророчить,
что не выйдет со мной ничего.
Как там ни дерет он носа —
все равно прет против рожна.
Не вытаскивается заноза,
если в сердце сидит она.
Может быть, я влезал,
но в душу,
влез, и я не дам никому
сдвинуть с места мою тушу —
не по силе вам,
не по уму.

«А если вы не поймете…»

А если вы не поймете —
я буду вам повторять.
А снова не уразумеете —
я повторю опять.
И так до пяти раз,
а после пяти
надо откланяться
и уйти.

Но я же только вторично

крики свои кричу
и разъясняю отлично,
что разъяснить хочу,
а вы еще долго можете
плечами пожимать,
не понимать и снова,
опять не понимать.

«Век вступает в последнюю четверть…»

Век вступает в последнюю четверть.
Очень мало непройденных вех.
Двадцать три приблизительно через
года — следующий век.

Наш состарился так незаметно,

юность века настолько близка!
Между тем ему на замену
подступают иные века.

Между первым его и последним

годом
   жизни моей весь объем.
Шел я с ним — сперва дождиком летним,
а потом и осенним дождем.

Скоро выпаду снегом, снегом

вместе с ним, двадцатым веком.

За порог его не перейду,

и заглядывать дальше не стану,
и в его сплоченном ряду
прошагаю, пока не устану,
и в каком-нибудь энском году
на ходу
упаду.

Неоконченные споры