Я из огненной деревни

Параска Ивановна Козик, 60 лет. Бобровичи Ивацевичского района Брестской области.

«…Была беременная. Маленькому три года. А хлопчик, семь годов, сам утёк в лес. Пришёл в хату немец[76]:

– Матка, дай полотна на онучи.

Не взял.

– Матка, дай молока.

Не пил.

– Матка, сегодня вас будут убивать.

Голая, как была, в одной юбке утекла из хаты.

Они с винтовками за мною.

– Иди туда, где бьют!

А я в ольшаник. Вижу: свекровь убили. Бежала по кобылу. Лезла я под проволоку – зацепилась. Стреляли – юбку всю мне пожегли.

Это, думаю, мне жить.

Немцы ходили – пастушков искали, добивать. Пацанят. Мой хлопчик сидел за корчом.

Родила в лесу. Сделали мне мужчины будку. Под снегом ночевала. Как родила – два дня не было чего есть. Нашла гриб-козляк, спекла его, дала маленькому в ротик, взял и притих. Если б теперь это, век бы не высидел.

Мужчины будку сделали, кто что принесёт. Всю зиму сидела. Его покормлю, а сама так страдала.

В лесу были, пока не кончилась война.

Этот, что там родила, в Телеханах теперь, уже дом себе построил…»

Зинаида Лукьяновна Рута, 55 лет. Освея Верхнедвинского района Витебской области.

«…Нас поймали в лесу. Двести пятьдесят человек. Потому что немцы считали: «двести пятьдесят». Всех в ряд выстроили и пустили по нам автомат. Когда автоматы прошли по нам – мы все попадали. У меня дочка на руках – убили. Девочка, два годика было.

Вопрос: – Когда они вас построили, так что-то говорили вам?

– Построили в ряд по четыре человека и пустили автоматы. А когда пустили автоматы, мы все попадали. Я в плечо ранена, в ноге пуля у меня. А дочку убили. Дочку – по второму разу, когда пустили автоматы, дочку – в висок попали. А я сама ранена сюда, эта сторона у меня была вся чёрная. Опалили, когда из автоматов стреляли.

Вопрос: – А как вы потом вышли оттуда?

– Ну, я не одна осталась. У нас тут Скрипка есть. Анастасья. Я была вот так ногой повёрнута, а она стала меня будить:

– Зина, Зина, вставай! Ты жива или нет?

Я стала в сознание приходить. Встали мы. Когда мы встали, у нас что было… Оставшихся шесть человек. Живых из этих всех. Из шести человек два умерло. Одна уехала на Сибирь…

Вопрос: – Когда вы встали, немцев уже не было?

– Не было. Мы тогда пошли дальше в лес уже. Это ж ночь уже была. Темно ночью.

Мы пошли под куст, переночевали…»

Мария Лаврентьевна Бавтрук, 52 года. Юзефово Верхнедвинского района Витебской области.

«…Кабы это умел да ловко рассказал!..

…Мы стали все идти, бежали, а они стреляли. Которых ранили. Вот и мои ранены тоже были. Мои тётки там были. А тогда уже, в лес забежавши, там уже немцы догнали.

У меня невестка, жена брата, была, у неё – дети. Ну, и немцы сказали вернуться сюда назад во, в деревню.

Вернулись.

Мне было тогда годов, може, восемнадцать. Мы пошли, как молодёжь, а они вернулись, их обманули. А мы дальше в лес побежали.

А они вернулись с семьями, у них ребята были. Все наши, деревенские. Ну, а тогда это… Заперли в землянку. Мою невестку, двое ребят у неё было… Тогда загнали за Дежи, там карьеры. Всех этих наших, деревенцев, что были дома. Их раздевали, обливали…

Я свою невестку ходила, искала. И сестра ходила, искала. Двое ребят… Там только лежала одёжа снятая. Мы своих узнавали… Я племенников своих одёжу узнала. А люди сожжены были. Где кто лежал. А потом их закапывали. Ну, придёшь, поглядишь – сожжённый человек, и всё…

Как по подсчёту, то погибло тут сто двадцать пять человек. И рядом вот деревня Кобыльники, там совсем сожгли. Там только два человека, мужчины, были на фронте, остались.

До войны Юзефово большое было. А уже как после экспедиции вернулись, то одна баба да двое ребят, а так все не вернулись, все погибли они…»

Галина Ивановна Черевака, 49 лет. Ясковичи Солигорского района Минской области.

«…Приехал карательный отряд и начали жечь. Как стали жечь, дак мы повыходили во двор. Зажгли вперёд свёкрову хату. Мы повыходили во двор, а они давай загонять в хату. Эти дети взялись за юбку да так кричат, так кричат, а они:

– Швек, швек! – в хату, и всё. – Вы все партизаны, мы вас всех уничтожим!..

На хуторе у нас было три хатки. Со мной было трое детей и моё на руках.

– О, когда, говорю, детки, нам смерть!

Дети кричат, что не дай бог. Потом гнали этот скот весь. Кабан утёк. Они давай кабана стрелять. А я ничего не помню, так растерялась. Одна и четверо детей. Ну, давай они кабана стрелять. А свёкор, как стали кабана стрелять, дак он упал за забором. А пока они кабана стреляли, мы давай отходить, и в лес вошли.

Детки голые были. Стреляют. Я говорю:

– Детки, падайте.

Они падали.

А на хуторе никого не осталось. Одну мать забрали корову гнать, а ребёночек её остался. Дак мой старший говорит:

– Мама, давай заберём и его.

Я говорю:

– Бери, если будешь носить.

У меня уже свой был, полтора года, ребёнок, на руках. Одному было три года, а хлопчику четыре. Ещё одному шесть лет.

А в лесу двух хлопцев увидела. Когда вошла в лес, так рада: где бы какой свежий след увидеть. Я кричу:

– Коля, Адам, вы где? Больше людей не видели?