Я хочу стать Вампиром…

— Технологии несовершенны, — сдерживал смех Рахмиэль, — но ты прав, Овадия, сразу после того как я понял, что девушка на портрете и девушка с обложки — одно и то же лицо, я решил найти ее. — Рахмиэль внезапно замолчал, как будто размышляя о чем-то, что только сейчас пришло ему в голову. — Вообще все это было похоже на череду случайностей и совпадений.

— Да, так и должно казаться со стороны, — кивнул Овадия, — никто ничего не должен заподозрить.

— Опиши портрет, — произнес Раз, — как она там выглядит?

— Зеленое платье, открытые плечи, волосы убраны в высокую прическу, светлая, почти мраморная кожа без тени румянца, — Рахмиэль улыбался, — я помню, что ее алые губы были единственным прикосновением цвета, и еще ее глаза, изумрудно-зеленые, искрящиеся. Она держит в руках белую лилию, отчего ее кожа кажется еще бледнее.

— У тебя, наверное, и фотография есть? — спросил Овадия.

— Есть, — ответил Рахмиэль, — только она в телефоне.

— Что ж, — вздохнул Овадия, — как уже и было сказано, технологии несовершенны, иногда мы оставляем их позади.

— У меня тоже есть вопрос, — произнес Рахмиэль, сделав еще один глоток.

— Я внимательно слушаю, — ответил Овадия.

— Портреты. Что с ними не так? — спросил Рахмиэль.

Раз рассмеялся и наконец подошел к креслу, чтобы сначала накрыть его своей мантией, а потом приземлиться за ней следом.

— С ними наоборот все очень так, — продолжая смеяться, он взял со стола последний бокал, сделал глоток и повернулся к Овадии, — помнишь, как ты запер меня в каком-то чулане?

— В мою защиту, ты вел себя как задница! — рассмеялся Овадия.

— В мою защиту, моя жена заперла меня в подземелье, — ответил Раз.

На этот раз Рахмиэль не выдержал и рассмеялся в голос.

— Что ты смеешься? — спросил Раз. — Мне это больше не грозит, а для тебя это дивная новая реальность.

— Когда Эфрат чуть не убила меня в первый раз, — произнес Рахмиэль, глядя на Раза, — она принесла в комнату, где я лежал твой портрет. Зачем?

— Чтобы я присмотрел за тобой, очевидно, — ответил Раз.

— Как это? — Рахмиэль наклонил голову на бок.

— Это как если бы у меня была лишняя пара глаза везде, где появляется мое живописное изображение, — ответил Раз.

— И лишняя пара клыков, — добавил Овадия, — видишь ли, мы живем вечно, и никто не знает, что в следующий момент может произойти. Если твое тело пострадает и тебе будет негде переждать столетие-другое, то у тебя, друг мой, большие проблемы.

— Очень большие, — поддержал Раз, отпив из бокала.

Полы его мантии терялись в темноте, разливавшейся по комнате. Рахмиэлю казалось, он чувствует ее движение, как если бы она была живой и осязаемой. Он перевел взгляд на Раза. Там, где должен был сидеть кудрявый вампир, теперь не было ничего, ничего кроме искрящейся тьмы. И хотя Рахмиэль точно знал, что Раз сидит прямо перед ним, он не мог его разглядеть, вампир просто растворился, исчез, оставив вместо себя танцующие во тьме искры. Рахмиэль закрыл глаза, а когда открыл их снова, Раз снова сидел напротив. В нем было что-то невероятно притягательное, обезоруживающее, начисто лишающее любого желания с ним спорить, как будто где-то в складках своей бесконечной мантии Раз прятал ключ от всех дверей.

— Получается, портрет, это что-то вроде запасного тела? — спросил Рахмиэль.

— Что-то вроде, но не совсем, — ответил Раз.

— Представь, что теперь ты можешь быть там, где находится твой портрет и тебе ничего не нужно для этого делать, ты просто пользуешься им как дверью, — пояснил Овадия.

— Или как номером в отеле, — добавил Раз, — жить там невозможно, но без них путешествия бы значительно осложнились.

— И у каждого вампира есть такой портрет? — решил уточнить Рахмиэль.

— Не у каждого, — ответил Овадия, — но у некоторых есть. У тебя тоже скоро будет.

— Подаришь папе в коллекцию, — Раз рассмеялся, продемонстрировав острые белые клыки.

— Возвращаясь к теме семьи, — бокал Овадии к этому моменту почти опустел, — расскажи нам о них.

— Почему это так важно? — Рахмиэль тоже почти опустошил свой бокал.

— Видишь ли, — Овадия поставил опустевший бокал на стол, — твои татуировки выдают тебя. Насколько бы стилизованными рисунки ни были, их все равно несложно узнать. — Он поднялся с кресла, и подошел к одной из книжных полок.

— Я уверен, Эфрат будет рада рассказать тебе куда больше, — продолжал Овадия, — ведь лилия — это ее символ, но уже сейчас я могу сказать тебе, что твоя семья намного более странная, чем ты можешь подумать.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Рахмиэль.

— Я хочу сказать, — Овадия протянул ему раскрытую книгу, — что пока ты находился между одним миром и другим, а твоя возлюбленная продолжала жить как ни в чем ни бывало, я дал себе труд рассмотреть твои татуировки чуть более внимательно. И они кое о чем мне напомнили.

Рахмиэль взял протянутую ему книгу, на открытых страницах был текст, который он не понимал, а еще изображения, в них без особого труда можно было узнать татуировки, которые он носил на своем теле вот уже несколько лет. Наслаждение открытием прервало появление гостьи.