Я хочу стать Вампиром…

— Да, такое будет сложно пережить. Чью-то голову точно придется откусить. — Они продолжали медленно двигаться в окружении волн света, пламени свечей и тьмы кружащихся возле Овадии душ. Иногда казалось, что пламя свечей затухает или меняет свой цвет, впрочем, это могло только казаться.

— Хорошо, — Рахмиэль положил ее руки себе на грудь, в вырез рубашки. Прямо там, над сердцем, которое больше не билось, сияло кровавое солнце, на его фоне чернела пирамида. — Эта досталась мне по наследству.

— В смысле?

— В смысле, что у моего отца такая же и тоже на груди, а у матери — уменьшенная копия на запястье. И там еще какие-то надписи.

— Какие-то надписи… понятно. — Эфрат ничего не было понятно, кроме того, что если сразу не говорят, какие именно, то спрашивать не надо.

— А эта, — Рахмиэль поднес ладонь к ее лицу, — эту я сделал, когда влюбился в тебя.

— И когда это было?

— В тот же день, как я увидел твой портрет в доме родителей. С того самого дня тут цветет эта лилия.

— Кости вокруг нее появились до или после?

— В тот же день?

— Почему? Ведь можно было выбрать любой другой символ… любой другой рисунок.

— Потому что кости — это про настоящее. — Лилия медленно скользила по плечу Эфрат, чтобы затем украсить ее талию. — Кости невозможно разрушить. Так же, как и любовь, — на одно неуловимое мгновение он стал серьезным, — настоящая любовь навсегда.

— Дома сгорают, люди умирают…

Ее тонкие пальцы касались его кожи там, где его не закрывала одежда.

— А вот эту, — он положил ее руку косточку чуть ниже ремня, туда, где его тело украшала пятиконечная звезда, — эту я сделал после первого секса…

— Самого первого?

— Такого, какого не было до этого.

— Обожаю ее, — Эфрат отодвинула ремень, и ее рука оказалась прямо на том нежном изгибе, где кожа была такой мягкой и где так легко можно было почувствовать мышцы, — с ума по ней схожу просто. И обожаю «тот секс, которого не было прежде».

— А я схожу с ума по тебе, и по тому, что скоро случится. И да, тут нам тоже повезло.

— Ради того, что скоро случится, можно было прожить пару тысяч лет…

— Хороший секс всегда стоит того, чтобы ждать. Даже если это пара тысяч лет…

— Я категорически согласен с этим утверждением! — раздался голос Овадии откуда-то из темноты. — Простите, что подслушиваю.

— Да, подслушиваешь прямо как не в себе, — парировала Эфрат с усмешкой, — я уверена, ты слышишь куда больше.

— И даже чувствует, — Раз, о котором было невозможно забыть, любовался происходящим в зале и кружил в танце Шири, которая снова улыбалась. Потому что жизнь прекрасна. Особенно, когда она вечная. — Я, кстати, тоже.

— Тогда просветите меня, клуб особо чувствительных, чьи руки у меня на заднице?

— Мои, прости за очевидный ответ.

Ответ Рахмиэля и правда был очевидным. Друзья рассмеялись и продолжили танцевать. Пары кружились по залу, создавая движением свой особенный узор. Те, кому выпала редкая удача наблюдать Бал Вампиров, знают, что нет зрелища более гармоничного, правильного и умиротворяющего. Пока в мире живут сказки, мир будет жить. Пока двое остаются вместе, потому что так любви в мире становится больше, мир будет жить. Пока любовь превыше любых принципов, пока любовь — единственный принцип, мир будет жить. Овадия знал это. Рахмиэль знал это. И даже Раз тоже был отлично об этом проинформирован. Пусть его любовь сейчас только искала к нему дорогу, он был счастлив, потому что когда в мир приходит истинная любовь, она приходит ко всем, даже если привели ее только двое.

— А у меня вот нет татуировок. — Эфрат положила голову на плечо Рахмиэлю. Где-то рядом поперхнулся Раз.

— А у меня нет парных татуировок.

— Ты думаешь, пора?

— Когда, если не сейчас?

— И что мы выберем?

— Как насчет “We live. We love…

— … and we mean it”. Мне нравится. Где она будет?

— Позвольте вмешаться. — Раз не вынес давления происходящего. — Вы уверены, что хотите изобразить на своих телах, которым предстоит прожить еще ни одну тысячу лет, то, что будет указывать на вашу неразрывную и трогательную связь? Чтобы в случае чего ее можно было безошибочно и однозначно отследить?

Эфрат и Рахмиэль переглянулись.

— Да, — ответил Рахмиэль, — я положительно уверен, что это даже куда более изысканно, нежели в том случае, если тело живет меньше сотни лет.

— У меня есть идея, которая приведет вас всех в восторг… — Шири крепко держала Раза, предвкушая его реакцию.

— Так, нет! — Раз безуспешно пытался вырваться. — Я отказываюсь осквернять свое бессмертное тело!

— Раз, дорогой, в этом мире уже не осталось ничего такого, что твое бессмертное тело восприняло бы как осквернение, — раздался голос Лии.

— Мне любопытно, откуда такие познания, моя госпожа? — Голос Овадии звучал отовсюду и ниоткуда одновременно, как это часто бывало среди членов клана.

— Я просто предполагаю, мой господин, не более.