Я, Люцифер

— Ты переоцениваешь время. Вот деньги...

Я вздохнул и присел на край ванны.

— Обычно рекомендуется раздеться, прежде чем погру­зиться, — сказал он.

Я провел рукой по лбу. (У Мандроса чувствительные руки, и они надолго запоминают многие предметы.) Уста­лость — как сильно устали кости и нервы — поднималась вверх от самых стоп. Упрямство, с каким он уходил от ответа, словно образовало отдельную сущность, которая присутствовала здесь вместе с нами, испытывая на проч­ность мои силы.

— Люцифер, — начал я,—ради любви и жизни послушай меня. Ты должен остаться. Либо со мной, либо один, либо с кем-то еще. Разве ты не понимаешь, что ты не можешь вернуться? Разве ты еще не понял, что все скоро закончит­ся, что ты... что ты будешь...

— Да, — сказал он медленно и, кажется, с неподдельной серьезностью. — Да, мой дорогой, я все понял. Как всегда, я все понял. Теперь, если тебе не трудно... подай «Суон Вестас», вон там... Я, кажется, лишился сил...

— Люцифер!

— Гм?

— Ты хочешь провести вечность в аду под названием Ничто?

— Конечно же, я не хочу провести... — о, блин, блин, блин, блин, блин!

Выйдя из себя, он попытался сесть прямо, поскользнул­ся и шарахнулся головой о заднюю часть ванны. Он пролил большую часть бренди, и у него выпала сигара.

— Бог ты мой! Бог ты мой! Долбаный Бог!

(Мне больно даже печатать это, но я обещал передать все добросовестно.) Я помог ему сесть поудобней, бокала он не оставил.

— И не пытайся одурачить меня, мистер Мандрос, претворяясь, что ты собираешься выловить еще и сига­ру, — сказал он, прищурив от боли глаза.

— Это нелепо, — сказал я.

Он на секунду задержал на мне свой взгляд и сказал с натянутой улыбкой:

— Боюсь, ты не прав, мой дорогой.

Кажется, удар головой о ванну отрезвил его. Он аккурат­но положил ножку бокала на край ванны. Именно тогда я заметил бритвенные лезвия, все они были запакованы, кро­ме одного, покрывшегося легким налетом ржавчины.

— Немое, — сказал он, — Ганна. Он собирался порезать вот это. — Люцифер поднял кисти рук, чтобы показать мне. — Нет ни одного варианта, кроме того, что я окажусь в полном одиночестве в Ничто. Ни одной веревки, на кото­рой можно было бы повеситься, ни одного горшка, куда можно было бы поссатъ.

— Совершенно верно, — говорю я, — надеюсь, это означа­ет, что ты наконец-то начинаешь понимать что к чему.

— Мне пришло в голову еще кое-что, — сказал он. — Если Бог избавится от всего, кроме меня, тогда я окажусь точно там, где начинал Он. Смешно, не находишь? Люцифер заканчивает свои дни там, где начинал Бог.