Я, Люцифер

Дом? Сколько времени уже это слово обозначает для меня не ад, а нечто другое? Оно напоминает мне о том, что... ах... Воспоминание о том, как моя бесте­лесная сущность чувствовала себя некоторое время назад, все еще не померкло. Другими словами, как это, блин, меня убивает. Не могу не думать о том, насколько это мне мешает. Нужно было предвидеть заранее. Нужно было проводить каждую ночь вне тела. Нужно было придерживаться такого графика.

Конечно, я буду продолжать в том же духе, коли я уж подумываю об этом. Подумываю о том, чтобы остаться. Подумываю о том, чтобы быть Декланом Ганном. Конечно, я буду продолжать в том же духе, будто в какофонном вихре нет никакого совершенно нового припева. Конечно, я буду...

Ну все.

Я не включаю свет в квартире. Горячий сумрак и непрекращающийся дождь успокаивают меня. По­добно солнечному свету и тишине Идры, они усып­ляют меня. Гроза не прекращается с самого утра. Никогда не видел грозу снизу, как вы. Неужели она не заставляет вас усомниться в том, чему вас учат в школе? Когда вы слышите гром, разве вам не прихо­дит в голову, что все рассказы про атмосферу — это чушь; небо сделано из железа, оно иногда двигается и грохочет, листы и плиты весом в биллионы тонн испытывают такие же тектонические передряги, что и земля, вызывая тем самым неботрясение. Если погода налаживается на какое-то время, то это лишь благодаря удивительным маневрам. Я наблюдал за вспышками молний — такое впечатление, что небо страдает от страшного варикоза. Словно охваченный религиозным или политическим фанатизмом, дождь с огромной скоростью направлялся к земле. У обла­ков был такой вид, будто они страдают от внутренне­го кровотечения. И когда подобное случается, вы лишь отводите взгляд от журнала? Или жмете на па­узу игровой приставки?

Я забываю о себе. А вы-то уж нет. Конечно же нет. Главный труд моей жизни должен уберечь вас от это­го. А как я-то мог забыть?

Летом, когда погода... Как летят минуты! Шесть минут седьмого, пятая секунда превращается в шес­тую в тот момент, когда мои глаза смотрят на элект­ронные часы. Маленькие красные цифры в темноте. Кто-то пытается морочить мне голову? Бетси придет­ся закончить самой. У меня нет времени, чтобы...

♦

На этом заканчивается работа моего брата Люцифера, и я принимаюсь за выполнение своего долга.

Слишком официально, Рафаил. Его голос даже те­перь находит время для наставлений. Не пиши так, словно ты толстозадый пидор.

Я не могу не улыбаться. Ему следует заниматься делом, но он все равно находит время для критики моего стиля. Итак, попытаюсь сделать ему одолжение.

Я прервал его последнее предложение. Несмотря на все то, что он говорил на Идре, я не мог допустить, чтобы он противостоял своей дилемме в одиночестве. Я прибыл в Англию самолетом, который обошел все грозы вплоть до Хитроу. По словам второго пилота, грозы были повсюду. Удивительно. Страх перед смертью охватил моих попут­чиков, подобно тлеющему костру. Длань Божья не охраня­ла нас, но пилот проявил мастерство, и мы благополучно приземлились. Я взял такси прямо до квартиры в Клеркенуэлле. Вдалеке рдели зарницы.

— Ты что, не видишь? Я занят, — сказал он.

— Ты должен принять решение, — сказал я ему. Он вы­глядел нездоровым. Цвет лица у него был болезненный, землистый. Угревая сыпь вокруг уголков губ.

— Ты наносишь оскорбление своему воинству, — сказал я ему. — Ты знаешь, мой дорогой, что тебе не удастся по­стоянно так просто отмахиваться.

— Мы снова перешли на «мой дорогой»? Послушай, Рафаил, я знаю, что ты имеешь в виду, но...

— Как ты поступишь?

— Что?

— Ты слышал меня, — отпарировал: уж мне-то не знать, как он предпочитает отвечать.