Я, Люцифер

Посещение Бетси в ее ковент-гарденской конторе всегда доставляло Ганну особенное удовольствие. Именно такой офис, по представлениям Ганна, и дол­жен иметь каждый литературный агент: огромных размеров дубовый письменный стол, очень тонкий персидский коврик в небесно-голубых и золотистых тонах, широкий красноватый кожаный диван, книги, лежащие буквально везде — да, да, везде, — и, конечно же, рукописи. Бетси, лицо которой в ее пятьдесят шесть еще не осунулось, хотя щеки немного впали, помногу курила «Данхиллз» и всегда была занята стенографированием или приватной беседой по те­лефону. Все это заставляло Ганна чувствовать, что он тоже принадлежит к миру литературы, доступному лишь избранным, хотя он и понятия не имел, каков этот мир на самом деле. (Разумеется, то был доступ­ный лишь избранным мир издательств — Ганн так и остался неисправимым романтиком.) С годами Бетси довела до совершенства свой немного сексуальный, кокетливый имидж, который она пускала вход при работе с молодыми писателями-мужчинами, хотя этот образ складывался из ее представления о самой себе как могущественной, а не как физически привлекательной женщины. Можно было заметить, как ее прозрачно-голубые глаза задерживались на лицах ее «мальчиков» несколько дольше, чем следовало бы. (Она не работает с молодыми писательницами прос­то потому, что ей не нравятся молодые женщины.) Три раза она ужинала с Ганном, после чего у него появлялось чувство, — странная, однако, мысль, — буд­то она готова заплатить ему, чтобы он ее трахнул, — и мысль эта подзадоривала его. Ему представлялись большие плоские груди с темно-красными тугими сосками, дряблая кожа старухи у подмышек, задница, которая многое помнит... Как только Ганн стал «писателем», его стали интересовать подобные извра­щенные связи (он вот-вот влюбится в Харриет), они стали частью его писательского долга наравне с про­гулками в нетрезвом виде в районе Уест-Энда в четы­ре часа утра и плащами, от которых отдает магазина­ми «Оксфам»⁹¹.

Итак, — Бог ему в помощь, — «Благодать бури».

— Я полагаю, вам было нелегко написать книгу столь внушительного объема, — сказала она ему во время их последнего затянувшегося, но вовсе не эро­тического ужина, состоявшегося после того, как она прочитала поражающий своим размером том.

— Да, — ответил Ганн, — но если книга хорошая, хочется, чтобы она никогда не кончалась, так ведь?

Положение Бетси было хуже некуда: тайком она чуть не вонзила штырек пряжки пояса себе в ладонь, пытаясь отвлечься от темы разговора. Она точно знала, каких отзывов о книге ждет Ганн. И она точно знала (зажигает еще одну сигарету), какие отзывы ожидают книгу.

— Вы уже говорили с Сильвией? — спрашивает Ганн. (Сильвия Брони — редактор последней книги Ганна.) — Вы что-нибудь сказали ей по поводу книги?

Теряя терпение, она выпустила кольцо дыма, подобное тем, какие выпускал Гэндалф⁹². Ей хотелось сказать так много: «Деклан, ты хороший писатель, который хорошо делает то, за что берется, но ты не Энтони Бёрджесс и не Лоренс Даррелл. Тебе хорошо удаются недосказанные поэтические наблюдения, но у тебя, в сущности, отсутствует интеллектуальная точность. Ты укусил больше, чем можешь проглотить, и эта рукопись — колоссальный провал».

А вместо этого она сказала: «Сперва мы пойдем к Сильвии, а потом посмотрим».

И они увидели... Увидели, что никто не хотел печатать «Благодать бури».

Святая святых, контора Бетси, отделена от холла небольшой комнатой, в ней деревянные полы, пок­рытые лаком, стены, выкрашенные в синий цвет, и новенький письменный стол, купленный буквально на днях в «Икеа», за ним сидела маленькая угрюмая помощница Бетси по имени Элспет.

— У нее посетитель, — сказала она мне. — А у вас назначено?

Я не обратил на ее слова никакого внимания и зашагал прямо к двери. После того как я попытался пробраться в святилище, не только не предупредив О своем визите, но и не прибегая к услугам помощни­цы, — предварительно ее проигнорировав, — Элспет пришлось затратить некоторое время на регулиров­ку своей нижней челюсти. Затем она оттолкнулась от письменного стола и на вращающемся стуле подъеха­ла ко мне, чтобы посмотреть мне прямо в лицо.

— У нее посетитель, Деклан, — повторила она.

Многое из того, что касается меня, регулярно замалчивается, например богатство моих язвитель­ных колкостей, пригодных для парирования слов противника, меня обычно изображают так, будто единственной реакцией на их высказывания с моей стороны является молчание. Я пристально посмот­рел на Элспет и открыл дверь.