Я, Люцифер

Самое время Ганну (но он об этом не подозрева­ет) повернуться и сказать: «Ты права. Ты совершен­но права. Все это неправда, детище моего «эго», тщеславия, отвратительной лести самому себе и фальши. Я слаб, вот и все. Я постараюсь от этого избавиться. Прости меня». Но его просто сбило с толку и привело в бешенство то, как он выставил сам себя в том свете, который никогда не брал в расчет, это лишило его мужества, и она это видела. Хотя он лежит с ней рядом, ему кажется, будто кро­вать начала раскачиваться из стороны в сторону, и все, что находится вокруг него, исказилось, словно после приема ЛСД, а Пенелопа удаляется от него в бесконечно расширяющуюся пустоту матраса и ока­зывается вне видимости и досягаемости... Он дума­ет о том, что, в конце концов, у него был шанс от­кровенно во всем признаться, но даже сейчас, даже тогда, когда он расстается с ней, расстается с возмож­ностью ее любить, он продолжает считать (и ему вовсе не хотелось быть похожим на писателя), что именно так, именно так все должно закончиться в этом мире...

♦

— Разве ты не должен убивать людей именно сейчас?

— Что ты сказала?

— Коли уж ты Дьявол. Разве у тебя не должно быть чуть-чуть больше дел?

— У меня их и так полно, — сказал я. Было три часа ночи. Возвращаясь в «роллсе» с одной очень закры­той вечеринки в Рассел-сквере, мы с Харриет ехали на другую очень закрытую вечеринку в Мейфэре. Мы проехали мимо киноафиши, на которой красовалось название: «Голос свыше». Я зажег еще одну сигаре­ту. — Ради всего святого, о чем ты? Я занят по горло. Ты видела, какой кусок сценария уже написан? Сцена с Пилатом точно заставит их поплясать в проходах между рядами.

— Я имею в виду, — говорит Харриет, сделав гло­ток, — не стать ли тебе чуть поактивней по части преступлений? «Искуснейший убийца» или что-то в таком духе. Представляю, сколько трупов подобрали бы уже в разных местах лучшие сыщики Скотленд-Ярда.

Не любить Харриет просто невозможно. Она совсем сумасшедшая и испорченная, и ее одолевает скука. Она настоящее произведение искусства. Кро­ме того, любить ее не так уж и бессмысленно: если вы живете на Западе, деньги, которые вы тратите на какой-нибудь товар, возможно, окажутся в карма­не Харриет, а какой смысл класть деньги в карман тем, кто вам не нравится? Многонациональные кон­тролирующие компании (одной из которых так хвастается Харриет Марш перед своими топ-менед­жерами) тоже придумал я. (Но вы хоть раз видели, чтобы я требовал за это должного почтения? А слы­шали вы когда-нибудь, как я этим хвастаюсь?) Мне нравятся такого рода компании, поскольку они со­здают условия, при которых различные этические принципы оказываются лишенными основания: компания, выпускающая порножурналы, владеет компанией, изготавливающей стиральный порошок. Компания, производящая оружие и боеприпасы, владеет компанией, изготавливающей корм для попугаев. Компания, перерабатывающая ядерные отходы, владеет компанией, занимающейся вывозом мусора. В наше время, до тех пор пока вы не собере­те свои пожитки и не отправитесь жить в пещеру, вы будете вкладывать свои деньги в зло и дерьмо. Но будем реалистами: если цена этики — жизнь в пещере...

— Я хочу кое-что тебе сказать, Харриет, — начал я, наливая себе еще рюмку, — я никогда не любил, когда меня называли убийцей. В этом утверждении нет ничего, кроме голой лжи.

— Мне кажется, Джек прав, тебе нужно устроить шоу. После фильма. После «Оскара».

«Голос свыше» был буквально на каждом углу. По­лагаю, Ему кажется это смешным. Так этот фигляр и думает.

— «...Человекоубийца от начала...» — говорит Ии­сус в Евангелии от Иоанна, 8:44, — сказал я, доливая себе еще чуть-чуть в тот момент, как слева появились очертания Национальной галереи, — более того, убийца, который «не устоял в истине, ибо в нем нет истины; когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи». Очаровательно. А я бы добавил, сплошной лжи. А кого я, собственно, должен был бы

убить?

Харриет повернула свое мертвецки бледное лицо — от ее дыхания запотело стекло — и, устало вздохнув, на ощупь стала искать мой член.

— Возбуди, — сказал я, — и сможешь использовать его вместо пресс-папье. Уговорить кого-нибудь убить... Признаюсь, моя вина, но им уж точно не совершить убийство. (Уговорите писателя написать роман и увидите, как вы будете покоиться на лаврах славы.) И если уж мы сошлись на том, что я не убий­ца, значит, лжец — не кто иной, как Сынок.

— Кажется, не срабатывает, дорогой, — сказала Харриет, так резко бросив мой член, что кому-нибудь более чувствительному это показалось бы несколь­ко... болезненным.

— Дело в том, что я никогда не совершал ни умыш­ленного, ни непредумышленного убийства, ни убий­ства по неосторожности. Запомни это. Но я видел состояние, в которое оно приводит людей.

Харриет нажала кнопку на двери.

— Мэм?

— Что?

— Вы нажали кнопку связи, мэм.

— Ой, правда? Не беспокойтесь. Отключите ее совсем.

— Отключу, мэм. Вы тогда постучите в стекло, если я вам понадоблюсь.

— Что это за парень? — спросил я. — Паркер?

— Ты что-то говорил?

— Разве?