Я — матрос «Гангута»!

Положение в стране оставалось тяжелым. Острая нехватка топлива, неурожай, падеж скота, а также кулацкий мятеж в Сибири — все это отражалось на Петрограде. Немало рабочих выехало на Урал и в Сибирь, чтобы двинуть оттуда уголь, дрова, хлеб. Некоторые заводы пришлось временно закрыть. Используя трудности, зашевелились анархисты, эсеры и меньшевики. Они ринулись провоцировать рабочих, пустили в ход демагогию, клевету и обман. Кое-где им удавалось вызвать волнения.

В ночь на 3 марта (я только что уснул после возвращения со спектакля, пригревшись под полушубком) загудел сигнал тревоги. Курсанты повскакивали с кроватей, собрались в зале. Неужели волнения в Петрограде? Оказалось, еще хлеще. Начальник университета объявил: вспыхнул контрреволюционный мятеж в Кронштадте.

Как гром средь ясного неба поразило это сообщение. У меня взыграло чувство злости. Ведь столько доброго связано с этим островным городом! В сущности, в нем я начал школу революционной борьбы. Многое шло из него к нам в Гельсингфорс. Кронштадт был революционной столицей Балтийского флота… А теперь? Город-крепость, большевистская опора в Октябрьские дни, ныне поднял руку на рабоче-крестьянскую власть. Какой позор!

Я, конечно, знал, как резко изменился состав кронштадтских матросов за время гражданской войны. Революционные моряки в большинстве своем ушли на фронт. Вместо них на корабли пришло пополнение из деревни, сырое в политическом отношении, отражавшее недовольство крестьян продразверсткой.

Когда нам стали выдавать винтовки, я подумал: вот к чему привела эсеро-анархистская демагогия, которая давала о себе знать и в минном отряде. Теперь огнем придется прокладывать путь в Кронштадт.

Пока курсанты ожидали команды, несколько человек, в том числе и меня, направили в штаб 7-й армии. Часовой указал кабинет, куда нужно зайти. Нас встретил политический работник в кожанке (фамилию не помню). Он проинформировал о классовой сущности мятежа, о том, как он возник. Мятежники выбросили лозунги: «Советы без коммунистов», «Созыв Учредительного собрания», «Власть Советам, а не партиям», рассчитанные на обман масс. Контрреволюция пытается увлечь людей на уничтожение советского строя.

— Главари мятежа стремились связаться и с кораблями, стоящими в Петрограде, — сказал политработник. Меня потрясло его сообщение о том, что накануне мятежа кронштадтские подстрекатели побывали на «Гангуте», хотели заручиться доверием экипажа. Несколько матросов поддались было их речам, но общее собрание гангутцев отвергло демагогию.

Политработник сообщил, что на Якорной площади Кронштадта состоялся бурный митинг, на котором выступили Председатель ВЦИК М. И. Калинин и сопровождавший его помощник командующего по политчасти Балтфлота Н. Н. Кузьмин. Никакие слова на мятежников не подействовали, они пытались арестовать обоих, но, когда Кузьмин пригрозил, что за Всероссийского старосту виновники поплатятся головой, М. И. Калинина отпустили. Что стало с военкомом, неизвестно.

— Будем надеяться на скорое подавление мятежа, — сказал политработник.

Все мы тут же изъявили желание непосредственно участвовать в разгроме контрреволюции.

— Это хорошо, — одобряюще заметил политработник и добавил: — Однако вам на Кронштадт идти не придется. Вашей группе предстоит поработать в частях Петроградского гарнизона.

И он поставил перед курсантами конкретные задачи.

Наша группа направлялась в 97-й полк, который охранял оборонные заводы и советские учреждения, а также нес патрульную службу на улицах города. В полку, однако, заметно было эсеро-меньшевистское влияние.

В каждую роту полка посылалось по два курсанта университета. Как красноармейцы-фронтовики, мы несли службу наравне со всеми и одновременно вели большевистскую агитацию, устраивали громкие читки газет, отвечали на вопросы товарищей. Поводом для бесед часто служили письма, полученные то одним красноармейцем, то другим из деревни. Разговор шел по актуальным вопросам политики Коммунистической партии, о замене разверстки продовольственным налогом.

Как-то утром, после ночного патруля, я позавтракал «болтушкой», лег отдохнуть, но в роте разгорелся спор. Откуда-то появилась листовка, призывающая красноармейцев присоединиться к Кронштадту. Какой тут сон: контрреволюция ломится в казарму. Мой товарищ принес номер «Петроградской правды», в котором напечатано воззвание Комитета обороны Петрограда. Передал мне.

— Давайте почитаем-послушаем, кто интересуется, — сказал я. Красноармейцы заинтересовались. Сам заголовок привлек внимание: «Достукались. К обманутым кронштадтцам». Далее говорилось (привожу сокращенно):