Я — матрос «Гангута»!

В-третьих, следует учитывать, что ко времени нашего восстания недавно созданный на флоте Главный судовой коллектив РСДРП еще не наладил связей с кораблями и по этой причине оказать какое-нибудь влияние на нас еще не мог. На отсутствие связей с кораблями указывает в своей книге один из руководителей Главного судового коллектива Н. А. Ховрин[14]. В 1967 году в переписке со мной Николай Александрович подчеркивал: «В глазах матросов Балтийского флота гангутцы были и останутся героями.»[15]

Таким образом, стихийно вспыхнувшее восстание было возглавлено большевиками. При всех его недостатках и слабостях выступление гангутцев выражало неиссякаемый революционный дух матросов Балтики. Опыт и уроки восстания были глубоко поучительны, и они оказали влияние на последующие события.

Глава третья. В шторм

По заданию подполья

Над городом, над притихшей бухтой опустилась темная осенняя ночь. Пустынны палубы кораблей, и лишь через каждые полчаса вахтенные отбивают склянки.

В каюте лейтенанта Комарова сидели двое: хозяин каюты и старший лейтенант Подобед. Я удивился. Ведь старшего лейтенанта Подобеда вскоре после суда над гангутцами списали с корабля. Говорили, что он служит где-то в минной дивизии… Я четко доложил:

— Ваше благородие, матрос Иванов явился!

— Садись, матрос Иванов, — прищурив глаза, пригласил Комаров.

Я присел на краешек металлического стула. Комаров ободряюще подмигнул:

— Что, брат, наверно, удивляешься столь позднему вызову или тому, что прежнего командира роты встретил? Старший лейтенант просит тебя в провожатые. А ты как? Желаешь в Питер прокатиться?

От охватившей меня радости я не мог вымолвить и слова, только в знак согласия закивал головой.

— Переодевайся в первосрочное и ко мне, — распорядился Комаров.

Я выскочил из каюты. Меня встретил Санников.

— Думали мы, кого бы послать с Порфирием Артемьевичем, и на тебе остановились. Ты парень битый, да и Питер знаешь. Я тебе некоторые адреса дам, а там уж сам кумекай. Не так легко было уговорить командира корабля, чтобы отпустил тебя. Порфирий Артемьевич от штаба флота пакет везет. Он лично и попросил. Понимаешь? Дело серьезное, думаю, что не подведешь. — Санников оценивающе взглянул на меня.

— Что ты, браток? Ты же меня не первый год знаешь.

— Знаю. Поэтому и доверяю, — буркнул Санников и скрылся в каюте лейтенанта Комарова.

…Миноносец «Поражающий», на котором мы отправились в Петроград, сначала зашел в Кронштадт, сбросил там почту. В столицу прибыли вечером, поэтому ночевать пришлось у родителей Подобеда.

На другой день я сопровождал Порфирия Артемьевича в Адмиралтейство. Он вошел в здание, а меня отпустил в город до вечера.

Я поспешил на Петроградскую сторону, разыскал там гостиницу Лебедева. В прихожей меня встретил швейцар в ливрее. Внешне он был похож на того, к которому мне велел обратиться Санников.

— Дядя Ваня, я от племянника, из Гельсингфорса.

— Давай, давай! Рассказывай, как он там, — обрадовался швейцар и потащил меня в каморку, а когда закрыл за собой дверь, тихо шепнул: — Следят за мной. Несколько дней шпик вертится.

Он дал свой адрес, предупредив, чтобы я сразу к дому не шел, а поколесил часика два по городу. Я так и поступил. Возле Зоологического сада взял извозчика, за Аничковым мостом расплатился с ним и еще долго слонялся по городу. Убедившись, что за мной не увязался хвост, направился по указанному адресу. Там спросил токаря Григория Матвеевича Шаршавина.

С ним мы долго беседовали. Шаршавин попросил меня зайти на следующий день вечером на Кронверкский. Там находилась одна из конспиративных квартир Петербургского комитета большевиков.

На другой день я узнал от Подобеда, что нашего командующего флотом отстранили от должности и на его место назначили вице-адмирала Непенина. Хотя Подобед характеризовал нового командующего как человека крутого характера, меня это не пугало. От матроса до командующего флотом расстояние огромное.

Во второй половине дня я отправился на Васильевский остров к нашему старому знакомому электрику Иваненко. Меня встретила его дочь Катя. За полтора года она повзрослела, худые плечики обтягивала та же штопаная блузка. Катя вежливо пригласила меня в комнату и, сложив по-старушечьи руки на коленях, поведала грустную историю. Оказалось, что в прошлом году Иваненко мобилизовала в армию, а месяца через три домой пришла похоронка. Девушка достала из комода бумажку и протянула мне.

Мы долго сидели в молчании. Катя глубоко вздохнула:

— Жить тяжело, Дмитрий Иванович… Как только отца забрали на фронт, я сразу же на фабрику пошла. Сейчас вместе с мамой работаем, она в первую смену, а я во вторую. Очень трудно… Особенно с продуктами… Просто хоть ложись и помирай с голоду. Некому в очередях стоять.

Я пожалел, что не захватил с собой чего-нибудь съестного, чтобы хоть немного поддержать семью друга. Пообещав девушке зайти еще раз, я распрощался.