Я — матрос «Гангута»!

Вот так и рыскал Виноградов изо дня в день по жилым помещениям и казематам, проповедуя свою, эсеровскую программу. Не заходил он только в семнадцатый кубрик, где собирались большевики. Зная, что получит достойный отпор, Виноградов с ними в полемику старался не вступать, чаще отделывался шуточками. Но матросам он нравился, и те записывались в эсеры.

— Какой черт к нам его на корабль подсунул? — возмущался Санников. — Разговорился я сегодня после завтрака с одним из четвертой роты, а он мне и выдает: «Мы вчера после митинга всей ротой в эсеры записались». Когда ж, говорю, вы успели? А он улыбается: «Секретарь судового комитета у нас ротный митинг проводил — ну вот все и решили».

— Открыто надо действовать! Довольно по угольным ямам прятаться! — категорически заявил Лемехов. — Людей надо собирать и разъяснять, что к чему.

Долго раздумывали, какой тактики придерживаться, что говорить матросам. В прокламациях и листовках, которые имелись, объяснялось внутреннее и внешнее положение царской России, выдвигались общие лозунги. Но ведь положение резко изменилось, и как его правильно оценить, какие лозунги сегодня выдвигать — не знали.

— Надо на «Павел» сходить: может, какие новости есть, — предложил Куликов.

На том и остановились.

После обеда на корабль прибыл начальник бригады Бахирев в сопровождении офицеров штаба и гражданских лиц. Сразу же поступило распоряжение собрать команду на юте. Когда команда собралась, Бахирев предоставил слово господину в зимнем пальто с меховым шалевым воротником, в каракулевой шапке и очках. Это был меньшевик Скобелев, в то время товарищ председателя Петроградского Совета. Окинув взглядом ряды матросов, он начал говорить о «великих завоеваниях» революции, в том числе об отмене титулования офицеров.

— Нет теперь «благородий» и «превосходительств». Есть «господин генерал», «господин полковник»! Вне службы и строя, в политической и частной жизни, солдаты и матросы ни в чем не могут быть ущемлены в тех правах, какими пользуются все граждане свободной России.

Скобелев говорил о приказе № 1 Петроградского Совета, о правах и обязанностях судовых комитетов, о их взаимоотношениях с командованием. Многие матросы, неискушенные в политике, поверили словам меньшевистского краснобая, кричали «ура». Но для тех, кто прослужил на «Гангуте» много лет, речь Скобелева показалась неубедительной.

— Приказ хорош, — сказал Куликов, — только в нем не все до конца оговорено. Вот возьмите, ребята, к примеру: «господин генерал». Значит, господ все же оставили? Вот и выходит, что равенство липовое. Раз он господин, так матрос, выходит, холуй. Нет, братцы, тут не все гладко! А потом с войной… Войну затеяли капиталисты, а революция кончать ее должна, так, что ли?

— Да что ты про войну? Скобелев же объяснил: не хотят немцы с нами мириться — и баста, — возражал молодой матрос.

Дебаты не умолкали ни на минуту. Всех до единого взбудоражила, задела за живое революция, заставила задуматься о многом.

Только под вечер вернулся посланный на «Павел» Лемехов. Он сообщил, что к нам на базу приехали делегаты из Кронштадта. Они возмущались нашими порядками, особенно тем, что в Гельсингфорсе вольготно себя чувствуют разные соглашатели вроде эсеров и меньшевиков, доказывали, что Гельсингфорсское отделение РСДРП стоит на меньшевистских позициях, а сам Гарин никогда большевиком не был. Таких «революционеров» в шею гнать надо.

В этот день мы впервые собрались открыто. В семнадцатый кубрик пришло человек двадцать пять — тридцать: Талалаев, Куковеров, Хряпов, Куликов, Хомутов, Максимович и другие. Многие были удивлены, увидев здесь лейтенанта Шуляковского. Во время событий 1915 года ему здорово досталось, кто-то из матросов даже пробил офицеру поленом голову, и Шуляковский недели две пролежал в судовом лазарете. Все причисляли его к лагерю наших противников, но неожиданно я узнал, что Шуляковский подружился с Подобедом и Комаровым, был посвящен во многие наши дела, встречался с Санниковым.

Слово взял Лемехов:

— Товарищи! В столице образовалось двоевластие: с одной стороны — избранный народом Совет, с другой — Временное правительство во главе с князем Львовым. Вот теперь и рассудите сами. Если правительство возглавляет князь, то ясно, куда оно будет гнуть. Сегодня приехали к нам кронштадтцы, они у себя избрали свой Совет — большевистский. Вместо полиции и жандармерии организовала милицию, возглавляет ее большевик, лейтенант Ламанов. Они всех, кто за царя и войну тянет, арестовали.

— Есть предложение, — обратился к собранию Расторгуев, — записать: повсеместно разоблачать эсеро-меньшевистскую болтовню, никакого объединения на единой платформе, требовать мира и прекращения братоубийственной войны.

— И еще запиши! — говорил кто-то. — Потребовать от судового комитета, чтобы выделили делегацию для посылки в Кронштадт. Надо разыскать следственные документы а узнать, кто предавал матросов в девятьсот пятнадцатом.

— Правильно! Провокаторов надо вывести на чистую воду!

— Есть! Так и запишем!