Большую помощь редакции оказывали матросы Дыбенко и Ховрин. С ними я знаком давно. Николай Ховрин вернулся из ссылки. По делу 20-ти в канун 1916 года он был арестован и просидел несколько месяцев в Петропавловской крепости, а затем в «Крестах». После суда его направили на фронт — в действующую армию.
Благодаря Дыбенко удалось приобрести нужное количество бумаги и старенькую «американку» для печатания газеты.
30 марта 1917 года, когда Жемчужин принес из типографии первый номер газеты «Волна», еще пахнущий краской, все закричали «ура». Газета вышла небольшая, смахивала на современную многотиражку. Но зато наша, собственная. На первой странице во всю полосу крупными буквами было напечатано: «Российская социал-демократическая рабочая партия», а справа — «Орган Свеаборгского матросского коллектива РСДРП».
Газета открывалась перепечатанной из «Правды» статьей — «О войне», в которой разоблачалась политика Временного правительства. В заметках с кораблей, из войсковых частей говорилось о конкретных фактах хозяйничанья эсеро-меньшевистских соглашателей и о том, к чему это приводит. А примеров таких было хоть отбавляй. На многих кораблях, в том числе и на «Гангуте», в судовые комитеты пролезли эсеры и меньшевики. Заигрывая с командованием, они не отстаивали права матросов, приказ № 1 выполнялся формально, а некоторые комитеты стали просто бесправным приложением к полномочиям командира корабля. В каждом номере «Волны» четко разъяснялась позиция большевиков. С предельной ясностью газета писала: «Большевики будут упорно бороться с разными социал-шовинистами и оппортунистами…»
С первого номера «Волна» стала самой популярной и авторитетной газетой на флоте. Матросы ее зачитывали до дыр. После выхода второго номера «Волны» эсеро-меньшевистская газета «Нива» потеряла более двух третей своих читателей, а после выхода третьего номера совсем закрылась. Бывало, только появлюсь на корабле, ко мне бегут изо всех рот. И первым вопросом, как правило, было:
— Есть ли свежая газета?
— Что нового?
На «Гангуте» уже после выхода третьего номера газеты команда стала возмущаться действиями судового комитета, а когда из фельетона узнали, что секретарь комитета на корабле Виноградов оказался попом из Ревеля, собрали митинг и поставили вопрос о переизбрании комитета. Во главе его встали большевики: председателем избрали Николая Хряпова, секретарем — Василия Куковерова.
Под дружные крики и свист Виноградова посадили в шлюпку и отправили на берег. Больше он на корабле не появлялся. Новый состав судового комитета после возвращения наших делегатов из Кронштадта постановил арестовать кондуктора Савина как предателя и провокатора. Было решено отправить его в Свеаборгскую тюрьму и судить матросским судом. Но в число конвоиров, сопровождавших арестованного, попал Мижлюля. Он подговорил двух матросов, которые находились с ним в шлюпке. Привязав к ногам Савина колосник, анархисты утопили Савина в Гельсингфорсской гавани.
Вторым требованием судового комитета являлось удаление с корабля офицеров, которые отличались особой жестокостью. Вскоре под конвоем были свезены на берег лейтенанты Кнюпфер, Хрептович, Муравьев и другие.
«Гангут» медленно, но уверенно ложился на правильный курс.
31 марта, когда представители кораблей собрались в редакции в ожидании очередного номера «Волны», я зашел в помещение, где стучала печатная машинка. В помещении происходил диалог, очевидцем которого я невольно оказался.
— Есть сведения, — говорил с заметным акцентом финский рабочий Вастен, который помогал выпускать газету, — что из Стокгольма с группой эмигрантов выехал Ленин.
— Это правда? — быстро поднял голову Жемчужин, перечитывавший свежий оттиск газеты.
— Точно. Мне передал наш товарищ — телеграфист. Даже сказал, что первого апреля к вечеру они будут в Торнио, а утром третьего апреля — на станции Рихимяки.
И вот этот день настал. Перрон забит матросами, солдатами и рабочими. Это делегации пришли встречать своего вождя. Здесь много представителей и с «Гангута».
Ленин с поезда не сходил. Он вышел на площадку вагона с высоким бородатым мужчиной, улыбнулся и помахал собравшимся рукой. Тот что-то сказал Владимиру Ильичу. Тогда Ленин подошел к срезу площадки, взялся рукой за поручень.
Из толпы выделился один из руководителей гельсингфорсских большевиков и сказал:
— Матросы, солдаты и рабочие Гельсингфорса приветствуют товарища Ленина и всех русских эмигрантов с благополучным возвращением на родину!
Грянуло ликующее «ура».
Когда послышались удары станционного колокола, напомнившего об отправке поезда, Владимир Ильич подался всем корпусом вперед и произнес слова привета собравшимся.
Поезд набирал скорость, а Владимир Ильич еще долго стоял в дверях и приветственно махал рукой.