Своим первым выступлением Антонов-Овсеенко покорил массу. Даже когда он сказал, что необходимо закончить войну братанием на фронте и начать войну в тылу, ему никто не возражал. А ведь о братании у нас до этого и слушать не хотели.
Общегородские митинги с того дня резко изменились по своему содержанию. Эсеры и меньшевики поутихли, никто из них не мог соревноваться с нашим новым оратором. Несмотря на то что Антонову-Овсеенко они давали всякие оскорбительные прозвища, называя попом, немецким шпионом, привезенным в опломбированном вагоне, правда брала свое. Антонова-Овсеенко слушали везде — на кораблях, в полках, на городских митингах.
Вскоре стало известно, что в Петрограде проходит Всероссийская конференция большевиков. Через некоторое время возвратились и ее делегаты. Они привезли с собой новые лозунги: «Вся власть Советам!», «За перерастание буржуазной революции в социалистическую!».
Опять затяжные митинги и собрания. Не дремлет и контрреволюция. Более сотни газет в Петрограде всячески клевещут на Ленина и большевиков. Под шум этих бульварных газет Временное правительство вершит свои темные дела, выпускает «Займ свободы», рассчитывает утопить революцию в войне, в народной крови.
По требованию большевистской фракции было созвано экстренное заседание Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих Свеаборгского порта. А во второй половине дня тысячные колонны моряков и солдат потянулись на Сенатскую площадь с лозунгами: «Долой Временное правительство!», «Долой Милюкова-Дарданелльского!», «Вся власть Советам!».
Под давлением масс Гельсингфорсский Совет вынужден был принять резолюцию в основном большевистскую. В ней отмечалось, что «настало время для ухода империалистического Временного правительства, не исполняющего воли народа», что «никакие уступки подобному Временному правительству недопустимы» и что Гельсингфорсский Совет «ждет по этому вопросу только решений Петроградского Совета».
На второй день соглашатели из Совета решили исправить свой просчет, допущенный при утверждении резолюции, и пытались отыграться на «Займе свободы».
Газета «Волна» писала:
«Сегодня в Совете армии, флота и рабочих обсуждается вопрос о так называемом „Займе свободы“. Наши представители должны голосовать против займа… Ни копейки Временному правительству на позорное дело человекоистребления — вот наш лозунг…»
Но борьба продолжалась. Большевики решили пересмотреть состав депутатов Гельсингфорсского Совета и некоторых из них отозвать. Начались митинги и собрания на судах и в полках. Это были настоящие ораторские сражения. В результате большевистская фракция Совета увеличилась вдвое.
То же происходило и в судовых комитетах. Немалую роль в большевизации судовых комитетов сыграло посещение кораблей представителями Кронштадта. Они рассказали правду о событиях в Кронштадте, о том, что буржуазия напугана революционностью кронштадтского гарнизона и выдумывает всякие небылицы.
Кронштадтцев в обиду не дали. Гельсингфорсский Совет, в котором к тому времени большевики уже пользовались огромным влиянием, в своей резолюции заявил:
«…Мы находим, что революционный Кронштадт в своей тактике неуклонно следовал по линии истинного демократизма, по линии подлинной революционности…
…Мы признаем Кронштадт передовым отрядом российской революционной демократии и считаем нужным оказать ему поддержку.»
В «Волне» было опубликовано приветствие, в котором говорилось, что «Гельсингфорсский комитет РСДРП(б) и редакция „Волны“ шлют свой братский привет революционному Кронштадту, решительно ставшему на верный путь».
Газета призывала «смело идти по этому пути, не допуская никаких компромиссов и колебаний», подчеркивала, что «революционная демократия России в нужную минуту будет с вами — кронштадтцами».
Под давлением революционного народа министры Милюков и Гучков подали в отставку. Меньшевики и эсеры получили четыре портфеля. Пост военного и морского министра занял Керенский.
На каждом корабле, в каждом полку вводились комиссары Временного правительства. Керенский разъезжал из одной армии в другую, эсеро-меньшевистские агитаторы наводнили флот.
В этот период на «Гангут» приехала эсерка Мария Спиридонова. Ее сопровождал товарищ председателя Гельсингфорсского Совета Котрохов.
Но они ни с чем ушли с корабля. Без энтузиазма встречали этих агитаторов почти на всех судах, базировавшихся на Гельсингфорс. На флоте был полный порядок. К тому времени почти везде судовые комитеты стали большевистскими.