Я — матрос «Гангута»!

От Гельсингфорса до Петрограда часов восемнадцать езды. Это обычных, а наша поездка необыкновенная, пройдем с ускорением. Может, успеем к работе съезда. Поначалу действительно эшелон взял подходящую скорость, но потом начались задержки — остановка за остановкой. Оказывается, преграды возводит финская контрреволюция. На некоторых станциях не оказалось железнодорожной администрации. Приходилось действовать силой, а на это уходило время. Матросы негодовали: в Петрограде великое дело должно свершиться, а эти гады палки в колеса вставляют. К стенке таких!

Весь день 25-го промучились, нередко наганами прокладывая путь. Думали, ночью машинист нагонит — ничего подобного. В темноте еще сложнее стало с прокладкой пути, сплошные стоянки. Дежурным взводам доставалось работы. Матросы тревожились за Петроград: каково ему? Открылся ли съезд или контрреволюционеры помешали?

Мучительно тянулся и второй день. На частых остановках мы выглядывали из вагонов, стараясь определить, как скоро восстановится движение.

Под стук колес пытались представить, чем и как встретит нас Петроград. Наряду с оптимистическими рассуждениями («Пока тянемся, там наши победят») выражались и сомнения («А вдруг буржуи на съезд набросятся?»). И приходили к общему выводу: если что, мы вольемся в ряды бойцов.

Напряженными были последние часы и минуты. Держались за оружие, когда эшелон подходил к Финляндскому вокзалу. Это произошло вечером 26 октября. Нет, стрелять не понадобилось. Едва поезд остановился и мы стремительно покинули вагоны, как встретили небольшую группу матросов, ожидавшую нас. Без музыки, не торжественно, но встретили так, что мы навеки запомнили этот момент.

— Революция победила, товарищи! — объявили ребята.

Из самой души вырвался у нас крик «ура». Лишь когда двинулись по темным улицам вслед за проводниками, к радости стало примешиваться что-то вроде досады или вины, что без нас все решилось. Могут подумать, что мы промедлили сами, не будешь же оправдываться саботажем администрации железной дороги.

Немного отвлекли ворота, к которым подошли. Пока часовой открывал их, раздались голоса:

— Да это ж Крюковские казармы!

Многим они были знакомы. Отсюда начиналась служба, отсюда будем поддерживать революцию. Помещения были полупустые. В предоставленном нам кубрике оказался Семен Митин, наш гангутовец, раньше уехавший в Петроград с братом Иваном.

— Раздевайтесь, будьте как дома, — здороваясь, приглашал он.

Пока снимали бушлаты и ставили винтовки в пирамиды, Семен рассказал, как их отряд брал Крюковские казармы.

— А где же Иван? — спросили мы.

— Патрулирует. Он участвовал в штурме Зимнего.

Семен начал было рассказывать подробности, но тут вернулся Хряпов, ходивший в канцелярию, и позвал всех в общий зал. Представитель Военно-революционного комитета поздравил нас, гельсингфорцев, с победой революции, сообщил, что открывшийся вчера вечером II Всероссийский съезд Советов продолжает работу.

— Жаль, что мы к шапочному разбору прибыли, — заметил кто-то из нас.

Представитель ВРК отреагировал на реплику:

— Ошибаетесь, товарищи.

Он указал, как велика была роль Балтики в подготовительный период. В сущности, с момента отказа выполнять приказы Временного правительства матросы по существу совершили на Балтике переворот, составили одну из главных боевых сил революции. И эта сила вовремя подоспела в столицу.

Представитель ВРК продолжал:

— Понимаете, керенцы еще сидели в Зимнем, а им уже объявили каюк. Это утром 25 октября, за много часов до взятия Зимнего! Ибо к этому времени основные правительственные учреждения были уже взяты, а ваши эшелоны и пять кораблей вместе с кронштадтскими силами дали полную гарантию победы.

От приятного сообщения по залу прокатился легкий шумок. Представитель ВРК заключил:

— А главное, учтите: революция требует надежной защиты и распространения по всей стране. Так что еще и на вашу долю выпадет немало. Революция продолжается.

И он пожелал хорошего отдыха с дороги.

На защиту революции

С трудом Хряпов уложил людей спать. Не знаю, удалось ли всем заснуть, как последовал сигнал тревоги. Я, кажется, лишь только успел забыться.

Увидев, что мы поднялись, Хряпов стал выкликать фамилии для построения с оружием. В число тридцати названных вошел и я. Хряпов скомандовал: «За мной!» — и двинулся на выход. На улице объяснил: как можно быстрее должны добраться до Зимнего. На его охрану совершено нападение.

Где перебежками, где ускоренным шагом спешили мы к указанной цели. В голове вертелись мысли: неужели снова придется брать дворец? Но почему не всех вызвали, а только взвод?

На подходе к Зимнему услыхали выстрелы, заметили вспыхнувшие огоньки машин.

— Бегом! — скомандовал Хряпов.

Почти в ту же минуту послышался гул моторов. Он удалялся. Когда подбежали к подъезду, все смолкло. Дверь заперта. Стали стучать. Догадываемся, что на машинах удрали нападавшие. А вдруг они засели во дворце? Отклик «Кто там?» последовал не сразу.

— Отряд гельсингфорсских матросов, — громко произнес Хряпов.