Я — матрос «Гангута»!

— А чего ж мы ждем, не стреляем? — раздавались голоса.

Одни говорили, что не открываем огня потому, чтоб телефонные аппараты не перепортить. Другие добавляли: в здании находятся наши караульные, нельзя же по своим палить.

— Они, караульные-то, должны были до последнего обороняться, а не сдавать станцию, — возразил кто-то.

Не знаю, как далеко зашло бы обсуждение, если бы не появилась еще одна версия: в здании ведет переговоры сам Антонов-Овсеенко. Но ведь он с Дыбенко выехал на фронт, поэтому мало кто поверил этой версии. И все же команды на открытие огня не поступает.

Отряды все ближе подбирались к зданию, готовые с наступлением темноты броситься на штурм. А юнкера тем временем разглядывали плотное окружение и пришли к разумному выводу, что сопротивление бесполезно.

И вот парадная дверь отворилась, из нее вышел… Антонов-Овсеенко. Точно! Длинные волосы, в очках и шляпе.

— То-ва-рищи! — произнес он певучим голосом. — Юнкера намерены капитулировать. Прошу командиров на переговоры.

Через минуту-другую к парадному входу подошли командиры отрядов. Антонов-Овсеенко здоровается с ними за руку, что-то говорит и ведет внутрь помещения. Диво дивное: тот, кто арестовывал Временное правительство и распускал юнкеров, оказался теперь пленником у этих юнцов. Побоялись юнкера выходить, его использовали в качестве парламентера, небось и заверение взяли.

Наши отряды вплотную подошли к зданию. Вскоре из него начали выходить юнкера, испуганно озираясь по сторонам. Убедившись, что им ничто не угрожает, осмелели. Как бы в оправдание ругали командующего Полковникова. Дескать, он — провокатор, подбил их на мятеж, заверил, что войска Керенского подойдут…

— Полный обман! Убить его мало, — процедил сквозь зубы черноволосый юнкер.

На площадке показался Антонов-Овсеенко, сопровождаемый командирами отрядов. Он приветливо нам улыбался:

— Спасибо, товарищи, за выручку!

Обращаясь к юнкерам, Антонов-Овсеенко сказал:

— А вам предстоит пройти под конвоем в Петропавловскую крепость.

Когда строй юнкеров в сопровождении конвоя отошел от телефонной станции, Антонов-Овсеенко сообщил, что он торопится на доклад в ВРК, поэтому ограничивается краткой информацией: фронт стабилизируется, Керенскому — Краснову скоро будет конец. Он сел в стоявший легковой автомобиль и уехал.

— С фронта он в этой машине мчался, — пояснили солдаты. — Юнкера преградили дорогу и — под арест.

— А вы откуда знаете?

— Мы ж тут караул несли. Втолкнули его к нам в арестантскую комнату: «Вот ваш военный министр» — и расхохотались.

— А-а, так это вы прошляпили станцию! — накинулись мы на солдат. — Небось целый взвод вас был…

— Не прошляпили мы, — оправдывались те.

— А чего ж не оборонялись? За этой кирпичной кладкой долго продержаться можно.

— Хитростью юнкера взяли — с паролем и пропуском пришли. Какой-то гад им разгласил… Вот мы и впустили их.

Вечером мы уже были в казарме. Вернулись сюда и другие отряды. Рассказам, казалось, не будет конца. Если подавление мятежа на телефонной станции прошло без жертв, то в ряде других пунктов были жестокие схватки, имелись убитые и раненые. Крепко держали юнкера Владимирское училище, сдались лишь тогда, когда ударили из орудий.

В то время как мы делились впечатлениями о напряженном дне, высшие инстанции решали наши судьбы. Сначала были вызваны пятеро: Куковеров, Лешуков, Максимович, Хряпов и Куренков (он попал в Петроград раньше нас и участвовал в штурме Зимнего). Их выдвигали в состав Военно-морского революционного комитета. Прощаясь, мы крепко жали им руки, желали успехов на руководящих постах. (Павел Петрович Куренков будет вскоре направлен в Царицын и в мае 1918 года геройски погибнет в бою под Калачем).

Через много лет в Ленинграде выйдет книга «Герои Октября», созданная коллективом Института истории партии Ленинградского обкома КПСС — филиалом Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. В книге отмечена роль Балтийского флота, в том числе нашего корабля, в Октябрьском вооруженном восстании. Вот данные о «Гангуте»[42]: