Я — матрос «Гангута»!

На очереди — Омск. О нем разговор давний. Как же! «Столица верховного правителя». Как-то он будет защищать ее после поражения в междуречье? Интерес к Омской операции был всеобщим. Красноармейцы бурно выражали желание схватить адмирала-разбойника.

Из политотдела пришла разнарядка на военную учебу. Надлежало выделить нескольких человек. Мы с комиссаром занимались подбором кандидатур. Речь шла о подготовке командиров из своей среды, чтобы они, пройдя обучение, стали не менее знающими, чем военспецы. И вот с добрыми напутствиями проводили Н. В. Ляпина, С. Ф. Беляева, других товарищей.

Неожиданно и мне пришлось попрощаться с малышевцами. Меня переводили в 267-й полк на ту же должность — председателя партийного бюро. Несколько озадаченный, отправился к новому месту службы без задержки. Комиссара на месте (в крестьянской избе) не оказалось. Встретил меня его помощник — большелобый, с резко очерченными губами. Широкие брови нависали на глаза и придавали серьезность выражению лица.

— Давайте знакомиться: Шутылев Михаил Ефимович.

М. Е. Шутылев

Суховатый по виду, он оказался разговорчивым. Рассказал о потерях полка в последних боях, о прибывшем пополнении. Горячо заговорил о комиссаре.

— Замечательный человек!

Я кивнул в знак согласия. Шутылев, видно, принял это за сомнение, энергично продолжая характеризовать Кожевникова.

— Вот увидите, увидите!..

Шутылев что-то начал говорить и смолк: в дверях появился Кожевников.

— Митя! — воскликнул он, шагнув с протянутой рукой. — Пришел?

Губы бантиком, смеющиеся глаза (знакомая манера выражать удовлетворение). Я сразу понял, что мой перевод — дело его рук.

— Прийти-то пришел, Сергей Николаевич, но смысла не вижу. Какая разница?

— Разница большая, Дмитрий Иванович. Малышевский полк выводится в резерв, а наш пойдет передовым. Айда с людьми знакомиться!

Шутылев ворошил свои белесые волосы, испытывая смущение от того, что нахваливал мне давно знакомого комиссара.

С помощью политруков мы быстро произвели учет коммунистов. Накоротке провели собрание. На нем участники горячо выразили готовность смело идти на штурм Омска, отметить 2-ю годовщину Октября взятием колчаковской «столицы». Как всегда, пламенно говорил Кожевников, вселяя уверенность, что после междуречья Колчаку ни за какими речными преградами не удержаться.

— Крышка ему, крышка!

Выступали в возбужденном состоянии, словно не в наступление, а на праздник отправлялись. Нисколько не снижал боевого духа и мороз, ударивший накануне. Чересчур велика и заманчива была цель — достичь центрального пункта, откуда вырвался контрреволюционный смерч, долго угрожавший Стране Советов.

В этом наступлении мы сразу ощутили плоды своего сражения в междуречье. Враг был обескровлен настолько, что не везде отваживался даже на арьергардный бой. С юга, от Петропавловска, шла 27-я дивизия 5-й армии, с севера — 51-я, а в центре — наша 30-я.

Казалось, что отступающие колчаковские части и соединения поспешат к Омску, чтобы занять оборону по Иртышу и его правому притоку — Оми. На самом же деле побитые войска улепетывали в более отдаленные места. Они прошли Омск севернее и южнее, предоставляя возможность драться с красными омскому гарнизону.

Все наши трудности, как и летом, когда шли к Тоболу, состояли в совершении марша. Только тогда изнывали от жары, теперь страдали от зимней стужи. Валил снег и крепчал мороз. Особенно мерзли бойцы, шедшие в облегченной одежде. Холодно было и мне во фланелевой шинельке, а ноги мерзли в избитых сапогах. Мы спешили, совершая до 30 верст в сутки и отогреваясь в деревнях.

День 2-й годовщины Октября встречали в селе Покровском. Утром все три полка нашей 2-й бригады выстроились на площади. Состоялся короткий митинг. Поздравив личный состав с великим праздником, комиссар бригады Зологин призвал отметить праздник новыми ударами по колчаковцам.

Сразу после митинга вступили в бой. Красноармейцы дрались с повышенной отвагой. Три колчаковских полка были окружены и, увидев безвыходность своего положения, к вечеру сдались в плен.

— Хороший подарок преподнесли Октябрю! — обходя полки с поздравлением, говорил Зологин.

В боях за Омск отличился 242-й полк 27-й дивизии. Его командир С. С. Вострецов осуществил смелый прорыв к железнодорожному мосту через Иртыш, захватил его и у 776-й версты отрезал путь для отступления гарнизона. 14 ноября части 27-й дивизии первыми вступили в Омск. Вслед за ними вошли и мы. В городе стояла мертвая тишина. Здесь, как в капкане, оказались захлопнутыми 30 тысяч колчаковцев, которые предпочли сдаться в плен, чем держать оборону. Среди них было свыше тысячи офицеров и три генерала.

Такое количество пленных затрудняло деятельность советских войск. Следовало бы эвакуировать их в тыл, но железнодорожный транспорт не работал. Выход оставался один — рядовой состав, мобилизованный Колчаком, распустить по домам. Надо было видеть лица бывших колчаковцев, чтобы представить, насколько растрогало их великодушие советского командования.