Я — матрос «Гангута»!

Мы были свидетелями жутких картин. Около железнодорожных станций, в вагонах то и дело встречали штабеля трупов, брошенных колчаковцами при отступлении. Не исключено, что белогвардейцы преднамеренно сеяли заразу. Как мухи гибли их солдаты.

Возрастали потери от тифа и в наших рядах. Госпитали были переполнены. Смерть поджидала на каждом шагу. Эпидемия надвигалась и на другие фронты. Об этом со всей прямотой и откровенностью говорил В. И. Ленин на VII Всероссийском съезде Советов. Он огласил делегатам справку Наркомздрава Н. А. Семашко о том, что на фронт прибыло врачей 122, фельдшеров 467. Имеются основания ожидать, что к 15 декабря на фронт отправятся еще 800 врачей.

А наше наступление, несмотря на свирепствовавший тиф, продолжалось. Стояла задача — взять Красноярск. Красноармейцы спешили, совершая марш-броски. По ротам проходили собрания, подводившие итоги того или иного перехода.

Комиссар бригады Зологин привлекал меня для работы среди населения. Мы проводили собрания, создавали ревкомы, организовывали сдачу хлебных излишков. Теперь эта деятельность была опасной: в каждом селе находились тифозные больные без медицинского обслуживания. Наши врачи и фельдшера приходили на помощь, но им и в полках работы было невпроворот.

— Соблюдай осторожность на собраниях, Митя, — говорил мне Зологин. — Держись на ногах, не присаживайся, чтоб не подхватить насекомых.

По приказу командарма Г. X. Эйхе 30-я и 35-я дивизии отбросили противника к юго-востоку от железной дороги и овладели городом Мариинск. Наша дивизия развивала наступление на юго-восток, в сторону Ачинска, который надлежало взять 6 января 1920 года. На станции Боготол захватили 90 паровозов, 800 вагонов. Без задержки двинулись дальше. Впереди шла 1-я бригада под командованием И. К. Грязнова. Она на четыре дня раньше приблизилась к Ачинску. Комбриг применил военную хитрость: связался с начальником белогвардейского гарнизона по телефону, выдал себя за полковника и потребовал доклада, где и как обороняют город от красных. Тот выложил все данные, которыми Грязнов не преминул воспользоваться. Совместными усилиями советских войск и партизан город был взят.

Отличился 262-й стрелковый полк (командир М. Д. Соломатин), который в районе села Балахтинского принудил сдаться в плен две разложившиеся дивизии — 12 тысяч солдат!

Полки и бригады словно соревновались друг с другом в смелости и отваге. Южнее железной дороги 2-я бригада разоружила 20 тысяч солдат противника, захватила много обозов. 3-я бригада разоружила четыре колчаковские дивизии и заставила их сдаться.

6 января бригада Грязнова первой вступила в Красноярск. Наши войска вышли на Енисей. Колчаковская армия была разгромлена. Дальнейшее преследование ее остатков поручалось партизанским соединениям П. Е. Щетинкина.

Мы же получили отдых для приведения себя в порядок. Было много больных и обмороженных. Я собрал сведения из рот о передовой роли коммунистов, пригласил членов полкового бюро (от него нас осталось двое: я и Василий Бойцов), а также культурно-просветительную комиссию. Составили короткий отчет о проделанной работе, и я отправился с ним в политотдел.

Шел длинной улицей с деревянными домами. То и дело встречал радостно-возбужденных красноармейцев. А мне что-то было не по себе, еще во время совещания почувствовал недомогание. В политотделе совсем расстроился: узнал, что комиссара Зологина на подступах к Красноярску свалил тиф. «Заботился обо мне, а себя не сберег», — подумал я.

На обратном пути я почувствовал себя совсем плохо. Как пуля ранила мысль: тиф! Около калитки каждого дома — лавочки, и я шел от одной к другой, присаживаясь на отдых. Еле дотащился до штаба полка. Там Вася Бойцов подхватил меня на телегу и — в госпиталь. В нем все палаты были переполнены, положили в коридоре.

А дальше ничего не помню.

На три месяца свалил меня тиф, сначала сыпной, потом возвратный. Организм выдержал. Одни кости, обтянутые кожей, остались, но я почувствовал, что оживаю. Еда еще нейдет, а интерес к событиям пробудился. Первый вопрос о дивизии: где она? Узнал, что в Иркутске.

— Еду! — объявил врачу и тотчас поднялся с койки, но меня, как пьяного, качнуло в сторону, врач успел подхватить.

— Сначала поправимся, дорогой товарищ, — участливо сказал он, укладывая меня в постель. — Нам спешить теперь некуда: Колчак разбит и расстрелян.

Горько и обидно сознавать свою беспомощность.

Узнаю еще одну новость: получена директива — всех моряков-специалистов отправить в Москву в распоряжение штаба Военно-Морского Флота.

Страшно потянуло на флот. Лежал и думал: вот ведь какую силу притяжения он имеет, наш Красный Флот. Кажется, сроднился с пехотой — с нею по Уралу и Сибири прошагал, а первый же клич «На море!» необычайно взволновал. Служба на флоте была связана с революционными событиями, когда во всем существе твоем пылал страстный огонь.

Теперь прямо из госпиталя готов был отправиться на корабль. Впрочем, этот порыв я сдерживал. Сначала, безусловно, надо явиться в дивизию, в полк.