Я — матрос «Гангута»!

Красноармейцы, естественно, проявили особый интерес к персоне адмирала, которого среди пленных не оказалось. Как он смог выскочить из кольца? Выяснилось: Колчак со своей свитой и золотым запасом сбежал из города за два дня до того, как был отрезан путь. Бойцы жалели, ругались, политработники поясняли:

— Никуда он от нас не денется. Догоним!

Богатые трофеи достались нам в Омске: 3 бронепоезда, 41 орудие, 100 пулеметов и около 19 миллионов патронов, 200 паровозов и около 3 тысяч вагонов с различным военным имуществом. Советские войска захватили свыше 30 тысяч пленных.

Посмеялись красноармейцы над тем, как бежали из Омска главы иностранных миссий, аккредитованные при «правительстве» Колчака. Жиденькие на расплату господа!

Вместе с сибирскими партизанами наши войска двинулись дальше, прошли несколько десятков верст, как было объявлено об окончании Омской операции. Колчаковская армия разваливалась. Как писал впоследствии М. Н. Тухачевский, «характер действий Восточного фронта более напоминал экспедицию, чем войну… Положение было таково, что не только наступала Красная Армия, но наступало и все сибирское крестьянство…» Ликвидация Колчака сопровождалась «социальным походом сибирского крестьянства против белогвардейщины под организующим началом Красной Армии»[68].

Еще до Омской операции начальником нашей дивизии назначили А. Я. Лапина (Лапинь, Лапиньш). Сначала это вызвало недоумение у воинов. Уж больно молод, ему всего 20 лет и — начдив! Но, когда познакомились с его биографией, пришли к выводу: геройский юноша! Сын латышского рабочего революционера, Лапин еще в предоктябрьские дни вступил в партию большевиков, был одним из организаторов Московского комсомола, секретарем комсомольской организации Лефортовского района.

В 1918 году Лапин добровольно ушел на фронт, занимал командные должности. Его заметил Тухачевский, стал учить искусству вождения войск. Во время боев за Челябинск Альберт Янович получил тяжелое ранение: пуля застряла в позвоночнике. Четыре месяца пролежал в госпитале. Но самое страшное было заключение врачебной комиссии: к военной службе не пригоден. И все же железная воля, стремление защищать революцию помогли ему отбросить недуг, остаться в строю.

Вот каков он, наш начдив!

Омская операция воочию показала, насколько колчаковцы ослаблены. В связи с этим дальнейшее преследование белогвардейцев было возложено на одну 5-ю армию под командованием Г. X. Эйхе (М. Н. Тухачевский был направлен на Южный фронт). Эта армия была усилена включением в ее состав 30-й и 51-й стрелковых дивизий, остальные части 3-й армии оставались в тылу.

Пройдут годы, и мы, бывшие участники операции, с волнением узнаем, что освобождение Омска станет традиционным праздником трудящихся города. В сорокалетний юбилей они заложат на берегу Иртыша памятник воинам-освободителям и разобьют большой парк в честь Победы.

По Сибирскому тракту

Предполагалось, что от Омска 5-я армия двинется по железной дороге. Но этого не смог сделать даже штаб. Уже на станции Чулим выяснилось, что обе колеи магистрали до самого Новониколаевска (Новосибирска) забиты составами. Пробраться невозможно. Оставалось одно — воспользоваться старинным Сибирским трактом, пролегавшим параллельно с железной дорогой.

Наш 267-й полк левее тракта был направляющим. Впереди 2-й батальон, в который я пришел под вечер. Уже стемнело, когда достигли реки Омь. Надо было перейти по льду на тот берег, в село Сыропятское, где можно переночевать, обогреться. Два наших разведчика, вернувшиеся оттуда, ничего опасного не обнаружили. Мы спокойно шагнули на заснеженный лед, дошли почти до середины, как вдруг ударил пулемет, к нему подключились залпы из винтовок.

Как по команде, красноармейцы залегли в снегу. Несколько человек убило или ранило. Мы с комбатом пришли к выводу: поднимать людей нельзя — перебьют. Надо затаиться, усыпить бдительность противника.

Огонь вскоре прекратился. Вероятно, колчаковцы решили, что мы откатились назад. Связной помчался к командиру полка, чтоб доложить о случившемся.

Но на нас обрушился другой враг — мороз, крепчавший с каждым часом. Лежать на льду становилось невмоготу. В ознобе страшно долго тянулись минуты. Временами казалось, что этому не будет конца.

Под утро подошли остальные батальоны, и я поднялся на замерзшие до крайности ноги. С криком «Коммунисты, вперед!» бросился к берегу. Люди поднялись, побежали следом.

Враг не сразу опомнился, лишь через несколько минут открыл огонь. К этому времени большая группа бойцов, перегнавшая меня, выскочила на берег, лихим налетом захватила пулеметы, расставленные на берегу. И вот уже батальон за батальоном врываются в село. Колчаковцы сонные выскакивали из домов.

— Бросай оружие, сдавайся! — кричали мы.

Вскоре заметили — эти наши команды выполнялись. Утром перед нами лежали штабеля винтовок, толпились дрожавшие от холода и страха солдаты. Мы их успокаивали:

— Не бойтесь! Мы пленных не трогаем, по домам распускаем.