Я, Минос, царь Крита

   — Потому что презираю людей, — прохрипел он, ещё не оправившись от случившегося. — Все они так примитивны, так слабы и продажны. — Застонав, он добавил: — Ненавижу слабых людей и стремлюсь доказать самому себе, что силён. Я причиняю им боль, заставляю кричать и чувствую, нет, точно знаю, что я незауряден, могуществен. Да, царь, я тоже могуществен, мне тоже известно, как причинить людям страдания. — Он доверительно приблизился ко мне. — Хочешь посмотреть, как извивается человек, когда его разрывает боль? У меня тут есть одна умирающая... — Он держался так, будто я был его приятелем, и был готов приобщить меня к самой сокровенной тайне. — Через несколько дней эта женщина умрёт. Если я сейчас вырежу ей желудок, она только быстрее простится с жизнью. Она обречена, так или иначе, — я уже сообщил ей об этом. Разве это не благодеяние по отношению к ней, если я дам ей избавление от страданий уже теперь? Что может быть прекраснее, чем наблюдать, как она будет стонать и дёргаться, когда я погружу нож в её тело. Мы, здоровые, бесконечно богаты. А ощущаем это только тогда, когда находимся рядом с человеком, околевающим, будто скотина. — Его лицо опять засияло. — Я — мастер... победитель! Нет ничего прекраснее в жизни, чем возможность причинять боль другим!

Я отшатнулся.

   — Ты серьёзно болен.

   — А разве мы все не больны? — спросил он. — Ты присваиваешь себе право захватывать в Африке рабов, доставляя тем самым страдания многим семьям. Разве ты здоровее меня? Я заставляю мучиться отдельных людей, а ты — сотни. Говорят, ты захватил двести рабов. Это означает, Минос, что ты заставил мучиться родственников этих двухсот людей. Ты отдаёшь распоряжения подвергать пыткам и казнить. Ты приказываешь отрезать уши, выкалывать глаза, холостить мужчин. Это ты болен, царь, — не я!

   — Мои наказания предусмотрены законом и призваны защитить порядочных людей, чтобы воры, мошенники и грабители не лишали их плодов своего труда. Они направлены на устрашение...

   — Кому легче расставаться с жизнью? — цинично спросил врач. — Пастуху, который, разыскивая заблудившуюся овцу, сорвался в пропасть и сломал себе при этом позвоночник, или убийце, которого живьём сажают на кол?

   — Думаю, что одинаково, — ответил я. — Но нельзя же допустить, чтобы ты подвергал больных людей пыткам из-за своей дьявольской страсти.

   — Ежегодно у нас выявляют полторы-две сотни преступников, которые заслуживают самого сурового наказания — смерти. Это грабители, убийцы, растлители детей, похитители домашнего скота и поджигатели. Прежде их бросали в тюрьмы или отправляли в каменоломни. А ведь их можно было бы повесить или замуровать живьём. Но так или иначе, их ждёт скорая смерть... — задумчиво заметил врач. — Издавна ворам принято отрубать правую руку. А ты, Минос, видел в деревнях одноруких? Тебе как царю не кажется, что труд в каменоломне принёс бы больше выгоды? Ещё выгоднее, кстати, было бы передавать их мне для моих экспериментов. Тогда мне, возможно, удалось бы победить смерть, выявить причины преждевременных хворей и тем самым спасти немало людей. И к тому же я устраняю людей, которые не заслуживают дальнейшей жизни, — с пафосом произнёс он.

Ко мне подошёл начальник личной охраны:

   — Этот человек нездоров, государь, он опасен, накажи его.

   — Каждое наказание должно иметь свой резон, — ответил я. — Цель разумного наказания в том, чтобы заставить виновного признать, что он преступил закон, и наказание — это искупление вины. Цель всякого судьи — убедить обвиняемого, что своим поступком он поставил себя вне человеческого общества. Судья, которому это удаётся, мудрый человек.

Я снова приблизился к врачу:

   — Почему ты убивал? Твоя задача — исцелять людей, а не уничтожать их.

Он бросил на меня сердитый взгляд и надолго задумался: но потом нашёл что ответить и снисходительно сказал:

   — Умирающие позволяют мне приобрести знания, которые помогают спасти других. Я служу богам, я — их орудие и выполняю их волю. — Он не спускал с меня глаз, стараясь понять, принял ли я его ответ. — Если я знаю, — продолжал он, — как функционируют органы тела, я лучше распознаю болезнь и могу быстрее вылечить.

   — Наш долг — вступаться за добро и бороться со злом. А ты приносишь одни страдания. Ты никогда не задумывался о том, что ужасные крики больных, которых ты так безжалостно мучаешь, будут звучать в ушах их близких до конца дней?

   — Но без страданий никак нельзя, — ответил он снисходительно, — страдание — это продукт работы души.

   — Глупец, — пробурчал я. — Если ты мучаешь человека с единственной целью — понаблюдать, как долго будет работать его сердце или лёгкие, говорить о продукте работы души при нестерпимых болях — безумие.

   — Ты тоже обрекаешь людей на смерть и на увечье.

   — Это предостережение и наказание.

   — Если тебе угодно так смотреть на вещи, достойный повелитель, я тоже всего лишь наказываю.

   — За что? Кто дал тебе на это право?

   — Многие болеют по собственной вине, ибо нередко болезнь — всего лишь следствие пренебрежительного отношения к своему телу.