Когда внезапно умер мой сын, Громыко прислал теплое, растрогавшее меня письмо с соболезнованиями. Позднее в своей монографии сослался на книгу Саши о работе нефтяных компаний на Аравийском полуострове. (Сашина книга вышла уже после его ухода.) Допускаю, что в моей симпатии к Андрею Андреевичу много личного. Но даже если отбросить субъективный фактор, уверен: Громыко лучше и порядочнее некоторых из тех, кто сегодня так скептически его «препарирует».
— Все факторы, о которых вы говорите, вроде бы неосязаемы, их нельзя, что называется, приложить к делу, но они сказываются на результатах встреч. Вы помните, с Кристофером у меня плохо получалось, все шло со скрипом. Разве можно здесь сбрасывать со счетов его ненужный апломб, отсутствие чувства юмора? В качестве противоположного примера приведу контакты со сменившей Кристофера госсекретарем США Мадлен Олбрайт на российско-американской встрече в Хельсинки по разграничению стратегической и тактической ПРО. Переговоры по противоракетной обороне туго продвигались в течение уже четырех лет. Казалось бы, приближался финиш. Однако оставалось несколько принципиальных моментов, которые не удавалось снять без участия Клинтона и Ельцина. Увы, и их диалог в Хельсинки зашел в тупик.
Перед перерывом Борис Николаевич в присутствии членов американской делегации обратился ко мне: «Найдите решение. Соглашение должно быть подписано». Олбрайт была воодушевлена. Бодро сказала: «Давай закругляться. Твой же президент распорядился подписать договор». Я ответил: «И не думай, что завизирую, пока не договоримся на взаимоустраивающих условиях». Что вы! Я бы никогда не поставил свою подпись под документом, идущим вразрез с интересами России.
Будь Мадлен менее умна или испытывай ко мне недружелюбие, не прекратила бы давить. Олбрайт чрезвычайно напориста. Но она поняла: загоняя меня в угол, ничего не добьется. А так как ее линия меньше всего заключалась в том, чтобы все сорвать, госсекретарь сочла за лучшее пойти на компромиссы, нежели прервать процесс. Призвала на помощь Джона Шали-кашвили, председателя Объединенного комитета начальников штабов. Генерал оказался мудрее дипломатов. Он принял «развязку», подходящую обеим сторонам.
В чем-то схожая картина сложилась и в связи с выработкой документа Россия — НАТО. Я подробно описал все перипетии долгих споров, тяжесть сближения подходов и, наконец, достижение консенсуса в своей книге «Годы в большой политике». Поэтому лишь подчеркну: наше взаимное расположение с Олбрайт очень помогло, притом что каждый ревностно отстаивал позицию своего государства. Мне бы в голову не пришло пригласить Мадлен с коллегами в гости и в непринужденной домашней атмосфере продолжить разговор, если бы не рассчитывал на взаимопонимание. А Олбрайт, которой предстояло назавтра улететь, наверное, не отложила бы отъезд, не старайся она, ощущая мою озабоченность, искать приемлемый для России вариант.
— Во время переговоров хуже всего, если ты произносишь, допустим, фразу: «Когда мы вчера встречались, вы настаивали на такой-то точке зрения, я же придерживался противоположной. Однако ночью подумал, что ошибался. Давайте вернемся к теме». Стоит это произнести, как тебя сразу положат на лопатки, примутся дожимать…
Я готов подтвердить, что не понимаю людей, считающих за доблесть ни при каких обстоятельствах не менять своих представлений, что вижу в этом ограниченность. Но одно дело — обычное общение, а другое — законы дипломатии. На переговорах шараханье исключено. Безусловно, ты можешь намеренно завысить планку, чтобы было куда отходить, оставить себе пространство для маневра. Неназойливое психологическое воздействие лишним не будет. Можешь увязать свое отступление с уступками партнера по другому вопросу. Иными словами, решить проблему «в пакете». Вот только суетиться и прогибаться в одностороннем порядке — нельзя.
— Давно уже нет. Большинство восточных дипломатов учились на Западе, исповедуют европейские ценности. Правда, ливийский лидер Муаммар Каддафи, подчеркивая национальный колорит, в дни визита в Москву разбил шатер в Тайнинском парке Кремля… Меня он в Триполи тоже принимал в бедуинской палатке. Но на ходе переговоров это никак не сказалось.