— Мейси! Каким замечательным именем нарек тебя твой отец! — продолжала своё знакомство Джессика с малышкой. — Наверно, поэтому ты уже сейчас заставляешь всех уделять тебе много внимания, строптивица?! Кричишь! Протестуешь! Требуешь! Знаешь, не всегда можно добиться желаемого таким способом!
Лилиас продолжала дивиться общению Джесс с племянницей:
— Вы думаете, она понимает вас, миледи?
— Нет! Не понимает. Но зато чувствует, что ей желают добра и ведут себя с ней на равных! Там, откуда я… родом, считают, что с ребятишками надо постоянно говорить, даже тогда, когда они еще в утробе матери. И прошу вас, если не хотите меня обидеть, то называйте меня просто — Джессика! Отставим эти условности — они ни к чему! Вы сестра моего супруга! А мне бы хотелось завоевать ваше доверие! Ведь, возможно, мне вскорости придётся проститься с вами, навсегда…
Уверенная, что Джесс имеет в виду суд и возможное наказание, Лилиас сочувственно взглянула в глаза невестки.
— Я постараюсь привыкнуть к вашему имени… Джессика.
Джесс с малюткой на руках села у камина своих покоев и продолжала щебетать с крохой. Она попыталась расписать Мейси её радужное будущее: купание в безграничной и неустанной заботе отца и матери, неспешное взросление,
Лилиас не удержалась и подключилась к фантазиям невестки, обе девушки умилялись новорожденной. Такую трогательную картину увидел возвратившийся Дункан. Он стучал в двери супруги, но никто не открывал и не отзывался, слуги не могли найти Лилиас и малышку в замке. Ему пришло на ум, что сестра с ребёнком у Джессики, и он не ошибся.
— Вот, где прячутся беглянки! Вас обыскались! Кормилица Мейси напоминает, что перед сном малютку необходимо накормить.
— Братец, ты вернулся! — бросилась Лилиас обнимать Дункана. — Надеюсь, ты не один?!
— Нет. Я привез Зафара из Аль-Джана! Он уже в покоях Маргарет, толкует с Иэгэном о травах и снадобьях, которые ему понадобятся для больной.
— Как хорошо! Тогда я отнесу малышку к кормилице! Твоя правда, час уже поздний, тем более для Мейси! — соглашаясь с Дунканом, Лилиас аккуратно взяла девчушку из рук невестки. — Спокойной ночи, братец! Спокойной ночи… Джессика!
Лилиас выплыла с малюткой Мейси из комнат Джессики, оставив супругов совершенно одних.
И Джесс удивилась перемене Дункана — ещё секунду назад он был так ласков с Лилиас и дочерью, а теперь холодность сквозила в его словах:
— Простите, что не сдержал слова и навязываю вам своё присутствие! Но я не с пустыми руками к вам!
И Дункан протянул супруге свернутое в свиток послание.
— Увидев на нём печать с гербом Локсли, я вскрыл письмо — не думал, что оно будет адресовано вам… — в голосе Дункана послышались нотки досады и… ревности. Джессика поняла, что письмо супругом было прочитано, если не до конца, то ровно столько, сколько было достаточно, чтобы сделать определённые недвусмысленные выводы.
Джессика не стала заранее оправдываться, ведь она не знает, что Локсли пишет ей. Она спокойно, с невозмутимым видом взяла послание и поднесла его ближе к горящей свече. Боковым зрением Джесс увидела, что Дункан бесшумно намеривается покинуть её покои.
— Прошу вас останьтесь, Дункан! Я хотела вас видеть… — выражая свою просьбу, Джесс хотела было прервать своё чтение.
— Читайте! Я подожду… — ответил супруг. Он ждал этих слов, сам не знал, почему, но он надеялся, что услышит их. Он хотел видеть её реакцию на послание друга, начавшего своё письмо со слов «Незабвенная леди Равенна! Простите меня, не могу называть Вас Вашим истинным именем, в голове не укладывается, что Вы не Вы! Я в такой дали от Вас, от Шотландии…». Из тактичности Дункан не стал читать далее. Воображение, разбуженное ревностью, рисовало многое… НЕУЖЕЛИ ОН ОШИБСЯ В ЧУВСТВАХ ДЖЕССИКИ К СЕБЕ?! Что произошло между Локсли и его супругой, пока его не было в родных землях?
Эти каверзные мысли не давали ему покоя!
Дункан встал у камина в пол-оборота, чтобы видеть лицо читающей супруги.
Джессика дивилась посланию Морая, столько обожания кроелось между строк к её особе в нём! Столько теплоты и сочувствия к её положению арестантки! В его словах, аккуратно нацарапанных пером, не было откровенных признаний в чувствах, но любой, кто пробежался бы глазами по строкам безошибочно бы узнал о его любовных муках и муках совести.