Я не скажу, кто твоя мама (СИ)

— Если были такие сны… я испытывала там счастье, а потом просыпалась и понимала, что не имею права испытывать счастье даже во сне… то да, плакала даже по утрам. Вечерами я плакала почти каждый день. Так было до появления Юны. И я правда возненавидела её… за то, что с ней научилась чувствовать себя счастливой. Против воли. С ней я перестала плакать вечерами, а стала мечтать об утренней встрече на факультете. Я не хотела этого. Не чувствовала себя вправе ощущать такое счастье. Проклинала себя, что переехала обратно в Питер, что трудоустроилась в Пулковскую обсерваторию и на кафедру астрофизики в СПбГУ по совместительству. У меня и в мыслях не было, что дочь может быть в Петербурге… Я считала её давно погибшей, ведь мы знаем статистику: большинство похищенных детей погибает в течение первых суток, и…

— Но наша не погибла. Наша выжила, и волшебная жизнь вернётся, — Петров склонился над Ельниковой, сжав её с обеих сторон руками и ногами, и начал легонько, едва касаясь, целовать её лицо.

— Зачем этот детский сад? Давай в губы, по-взрослому, — попросила она.

— Тут у нас не детский сад, а дом престарелых, ты что-то попутала. Где твои губы? Я в маразме, не могу найти. Старческая деменция. Может быть, здесь? Или здесь?…

— Я так соскучилась по твоим играм… — прошептала Ельникова. — Губы в другой стороне, холодно, холодно! Теплее… М-м! Горячо! Володечка… подожди… послушай…

— Уже и до «Володечки» дошли? Значит, сейчас будет жарко, — предупредил Петров, прильнув к её губам. Они долго целовались; солнце вовсю пекло, оба с головы до ног вспотели, но не могли оторваться друг от друга.

— Целуй меня по-разному, я ещё хочу, — взмолилась Ельникова, словно школьница, и Петров рассмеялся:

— Покажи, как надо, раз такая умная… Детский сад был, в дом престарелых поиграли… Чего ещё ты хочешь?

Вечером Петров пригласил бывшую жену в ресторан возле старых кинотеатров в Вествуде. Эллеонора с трепетом попросила отвести её туда, куда он водил дочь, чтобы она могла сесть на то же самое место. Эта просьба тронула Петрова, и, глядя на жену, сидевшую на том же стуле, что и Юна однажды, он ломал голову, как можно склонить дочь сменить гнев на милость. На шее у Ельниковой был изящно завязан модный сиреневый шарфик, прикрывающий такого же цвета синяки.

— Переборщил, — небрежно извинился Петров, указывая на шарфик.

— Можешь ещё понаставить. Если бы не ты, то могла бы уже трупными пятнами покрыться, — широко улыбнулась Ельникова. Петров сердито одёрнул:

— Ты хоть думай, что говоришь и кому. Хуже Юны, честное слово.

— Ладно, ладно. Кстати, я читала в интернете про твои телескопы… которых ты планировал установить по сколько там… четыре, шесть, тридцать шесть… Черенковский телескопический массив… в каждом полушарии… — Ельникова ёрзала на Юнином месте и оглядывалась по сторонам, стараясь почувствовать себя ближе к дочери. Петров, забыв обо всём, моментально оживился и воодушевленно затараторил:

— Всё так и есть: после запуска весь массив телескопов будет работать как интегрированная система в обоих полушариях. Только ввести их в эксплуатацию вряд ли получится раньше, чем лет через пять. Несколько прототипных телескопов уже установлено. Их чувствительность в десять раз превышает достигнутую к настоящему времени. Скоро начнут работать новые.

— Поздравляю. Так и до нобелевской премии недалеко.

— Рано пока. С Юной у меня прибавилось вдохновения, решил, что на пенсию мне ещё не время. Если теоретические ожидания нашей группы в значительной степени подтвердятся, я планирую предложить Национальному Научному Фонду построить десять таких инновационных инструментов для наземной обсерватории. Это будет смело. Интересно, профинансируют ли наши дерзновения.

— Я читала труды твоей группы в «Письмах в Астрономический журнал» все эти годы. После многолетних усилий ваш проект достиг такой стадии… Видела твои фото с инаугурации прототипного телескопа. Ты там такой хмурый, невесёлый…

— А что радоваться, если рядом нет дочери, которая могла бы разделить успех отца?

— Ведь для тебя этот телескоп нового поколения — сбывшаяся мечта…

— Не совсем, Лена. Моя главная сбывшаяся мечта — это Юна, — спокойно поправил Петров, взяв в руки меню. — Я тебе закажу, если не возражаешь. Что будешь пить? Вино местное пробовала?

— Нет, с чего бы…

— Какое хочешь — красное, белое? О, возьмем-ка тебе вино из Санта-Барбарской винодельни. Сказывают, в сериале про Санта-Барбару тоже иной раз детей похищали. Помнишь, все смотрели, а у нас всё времени не хватало? Иногда включали фоном телик, когда готовили что-то на кухне…

— Да, — с трудом вспомнила Ельникова. — Я помню только некого престарелого СиСи. Вечно размахивал руками, жестикулировал, прямо как вы с Юной… но оно понятно, весь на нервах: то жена у него пропадёт, то детей всех по очереди похитят…

— И не говори. И вот теперь я — как тот самый СиСи. В жизни так никому не сочувствовал, как ему. За эти годы я его прекрасно понял — почему он нервный бегал и на всех срывался.